Сага о халруджи - Вера Александровна Петрук
Сейфуллах, который окончил Торговую Академию Самрии и любил блеснуть эрудицией, рассказывал Арлингу, что нарзиды были остатками малочисленного дикого народа, когда-то давно спустившегося с Гургаранских гор из-за наступления холодов. Новые соседи были слишком ленивы, чтобы возделывать капризную почву оазиса Мианэ, и слишком глупы, чтобы заниматься торговлей — главным делом жизни любого кучеяра. Поэтому они оседали в городах, выполняя черновые работы. Денег, которые им платили, хватало на выпивку и дешевые развлечения — главное дело в жизни любого нарзида. Они часто попадали в долговое рабство или продавали детей, чтобы добыть денег на очередную порцию моханы, сладкой сикелийской водки. Нарзиды были грязны, безграмотны и не имели ни малейшего представления о морали, чести и справедливости. Прикосновение к нарзиду могло навлечь несчастье, впрочем, как и случайный взгляд на неприкрытые повязкой глаза слепого. Такое сравнение Арлингу не нравилось и усиливало его неприязнь к горцам.
Он хотел пройти мимо столба, но нарзид окликнул его по имени. Это было дерзко. Не каждый купец в караване мог позволить себе так к нему обращаться. Стража у шатра капитана, наконец, заметила Арлинга и напряженно замерла. Неприязнь Вазира к личному телохранителю Сейфуллаха была хорошо известна в лагере, и многие мечтавшие о карьере воины старательно ему подражали.
— Эй, господин! — снова закричал нарзид.
От него воняло так сильно, что халруджи захотелось зажать нос платком, прежде чем приблизиться к столбу.
— Если будешь кричать, я позову начальника стражи, и в Балидет ты приедешь уже калекой, — пригрозил он, жалея, что приходится общаться с рабом на глазах у скучающей охраны. В лагере о нем и так ходило достаточно сплетен.
— Смилуйтесь, добрый господин, — заскулил мальчишка, запоздало склонив голову, за что Арлинг был ему благодарен. Как только нарзид открывал рот, вонь усиливалась троекратно. Для обостренного обоняния халруджи она была почти нестерпимой.
— Я трачу на тебя свое время, нарзид. Может, ты думаешь, что тебя несправедливо наказали? Это легко исправить.
— Не надо, господин! Хорошо наказали. Справедливо. Вот только, наверное, конфеты были отравлены. Прихватило, сил нет терпеть, а добрые господа стражники не хотят меня слушать. Я им говорю — отвяжите, мол, к яме сбегаю и обратно, а они, как глухие. Ну, куда я посреди пустыни сбегу-то? Я им говорю — могу и здесь, прямо сейчас, а они, добрые господа, пообещали меня в той яме искупать, если не замолчу. Добренький господин, отвяжите, а? Всеми богами клянусь, мигом назад буду!
Какое-то время Арлинг ошарашено молчал, не в силах даже удивляться, откуда слуга набрался наглости обратиться к нему с такой просьбой. Стражники замерли и даже перестали щелкать орехи, чтобы лучше слышать их разговор. В животе у нарзида внушительно забурчало, и Арлинг почувствовал на себе умоляющий взгляд. Дьявол, о чем ему только приходиться думать! Отвязать бы мальчишку, да выкупать в той самой яме, куда он так просился. Был бы ему урок на будущее. Но если слуга нагадит перед шатром, и это заметит обкуренный Сейфуллах, известный своей чистоплотностью, неприятности могли быть не только у нарзида. Молодой Аджухам вспыхивал быстро, а остывал медленно. Портить себе вечер Арлингу не хотелось.
— Вот что, — решил он, стараясь говорить тише. — Если не будешь кричать всем о своих проблемах, то, когда я вернусь от капитана, постараюсь что-нибудь сделать. Ты понял меня?
Слуга согласно закивал, и вонь немытого тела со всей силой обрушилась на обоняние халруджи. Ругаясь, он поспешил к шатру.
— Мальчишку не велено отвязывать, — буркнул один из стражей, давясь от смеха. — Даже по нужде.
Арлинг молча оттеснил его и нырнул под полог шатра. Наемники давно искали повод для ссоры. Что ж, скоро он у них появится. Ему и самому хотелось размяться.
Плохое настроение халруджи совсем испортилось, когда он очутился в приемных покоях Сейфуллаха. Они могли свободно вместить до полсотни человек, но сейчас людей было столько, что, казалось, весь караван собрался праздновать у капитана последний день путешествия.
Остро пахло потом, разгоряченными телами танцовщиц, зажженными свечами и пловом с бараниной, но над всем этим хаосом запахов безраздельно царил сладко-терпкий аромат цветков журависа. Их жгли, курили и растирали между пальцами захмелевшие гости, расположившиеся на подушках возле щедрого хозяина. Стараясь не наступить на чью-нибудь ногу, Арлинг стал протискиваться среди кучеяров, одновременно прислушиваясь к пьяному голосу Сейфуллаха. Крики капитана раздавались в дальней части шатра, чему Арлинг порадовался, так как развлекать капризного господина в этот вечер не собирался.
Несмотря на то, что все помещение было окутано клубами журависного дыма, источник запахов острой гвоздики и оссиджика, по которым он всегда отличал Вазира, найти было несложно. Начальник стражи занимался тем, чему обычно посвящал свободное время — играл в карты с офицерами наемников и несколькими купцами, которые были слишком стары для подвижных увеселений хозяина. Они расположились вдали от основной группы гуляющих, и, похоже, собирались провести так всю ночь. Арлинг хорошо чувствовал облако досады и нетерпения, нависшее над Вазиром. Начальник стражи отчаянно проигрывал.
Подавив ухмылку, халруджи направился прямо к ним и едва не налетел на нарзидку с большим кувшином вина. Почувствовав растекающуюся влагу на колене, Арлинг понял, что его белые штаны безнадежно испорчены. Расстроиться по этому поводу он не успел — внимание привлекли крик Вазира и звук тяжелой оплеухи, которая досталась служанке.
— Смотри, куда прешь, бестолочь! — голос начальника стражи кипел от неподдельного возмущения. — Хочешь постоять со своим братцем на улице?
Девчонка, которой, наверное, не исполнилось и десяти, забормотала какую-то нелепицу, и Арлинг поспешил стать ближе к свету, чтобы Вазир, принявший его за важного гостя, смог увидеть ошибку. По шуму, с каким кучеяр поднялся, он понял, что приятного и вежливого разговора не получится. Начальник стражи был столь гигантского телосложения, что даже халруджи, не считавший себя низкорослым, едва доставал ему до плеча. Черноглазый и бородатый, с двойным платком, обмотанным вокруг головы, и подвеской с джамбией на шее, Вазир мог стать образцовым представителем своего народа, если бы не рост, выдававший в нем кровь долговязых керхов.
Халруджи почтительно наклонил голову, опустив ее чуть ниже, чем требовалось. Сложный этикет кучеяров наделял его правом приветствовать как равных всех кроме Сейфуллаха и его родственников. Вазир родней Аджухаму не являлся, но Арлинг не стал лишний раз его злить, поздоровавшись с начальником стражи, как подчиненный.
