Осьмушка - Валера Дрифтвуд
– Ёна, – молодой чернявый орк, который первым встретил Пенни на подходе к стойбищу и проводил не мешкая к старшачьему «дому», с готовностью вскакивает. – Ёна, поведи-ка нашего прибытка, помоги познакомиться. Пенелопа пока не знает, какое в клане житьё – сегодня ты присмотришь, пока освоится.
– Сделаю, Тис, – отвечает чернявый, очень вольно хватает Пенни за руку, скалится. – Идём!
* * *
– Наверное, есть такие большие причины, чтобы мне сразу новый хорунш не молотарить, – выговаривает Коваль. Потягивается, щурится на ясное утреннее солнышко, тут же чихает. – Ух враг, чуть глаза не выпали.
– Надо глянуть – приживётся ли, – говорит Тис. – Совсем другую жизнь знает… Да и к нам, получается, не совсем своей охотой занесло. Силком держать не стану, захочет – уйдёт.
Коваль мимолётно удивляется собственному желанию возразить – уж слишком эти речи не похожи на Тисовы. Тис всегда радуется пополнившемуся племени – хоть юному увечному орку, разыскавшему нюхом их кочевые тропы, хоть нищей слепой старухе, взятой кланом в нэннэчи, бабушки. Не бывало ещё на памяти Рэмса, чтобы кто-то из прибившихся к Штырь-Ковалям Тису был бы неродной либо лишний. А теперь человек-старшак чует в вожделенном сомнение на месте всегдашней спокойной уверенности, и Рэмсу трудно пока уловить, почему.
Шарлотка-маляшка уже отлипла от костлявого бока родительского, бежит на крепких ножках за серым котом Дураком. Тот, косоглазый терпёжник, отродясь не был замечен в попытках за себя постоять – знай улепётывает, мысля скрыться в густой траве. Пускай-ка младшее чадо его повыслеживает. Хороший кот. Цены ему нет.
– Хорошо, если приживётся у нас подлеточка, – произносит Тис. – Только… Орку ли, человеку – честные раны залечить куда легче, чем плохо лечёное выправить.
Коваль понимает, что орк сейчас совсем не о телесных ранах речь ведёт. Утро над Великим озером встаёт во всей славе солнечного огня, обещает день долгий и наверняка хлопотный. Спорить человеку неохота. Но и целиком согласиться в сердце своём сейчас тоже почему-то не радует.
* * *
– Эй, костлявые! Это Уортон Пенелопа! Из людского города, сам Вертай привёз! Два врага на счету, до смерти руками забиты!! А… слушай, ты по-правски говорить умеешь или только по-людски? Так, слышьте, Уортон у нас ещё языка не знает, так что балакаем как при нэннэчи Сал – на людском пока!
Пенни хорошо знает, что она куда как сильная и рослая – чересчур рослая, как ей частенько говорили. Но здесь все эти… ребята… ничуть не хлипче. Когда обступают, она готова драться всерьёз. Но чернявый Ёна, видать, очень гордый старшачьим поручением «присмотреть», машет рукой:
– Чего налетели, как люди на базаре! Легче, говорю!
Пенни ненавидит, когда её разглядывают. Сразу остро чувствуешь себя нелепой, нескладной, не такой. Но молодые орки, чьих странных имён и кличек она пока не запомнила, глядят как-то иначе. Глядят так, будто она ничуть не подвела и вообще… интересная.
– Орком пахнешь!
– Двумя! Вертаем тоже!
– А ты взаправду межняк или мордоправы шлифовали?
– Шкурка-то с пеплом, как у меня, тоже кровь от Каменной Орды небось!
– Такое погонялово длинное, как у человечьих царей!
– Да среди людей часто имена богатые, чего там.
– А врагов ты разом уходивши или за два случая?
У Пенни даже кружится голова. Охота разом убежать за тридевять земель и остаться здесь навсегда. Охота выдать каждому ловкий и остроумный ответ – и одновременно язык тупой себе как есть откусить. И весело, и страшно, и невозможно поверить, что вот-вот не начнут издеваться над ней, непонятным чучелом, вечной чужачкой, тупицей, обузой, сволочью. А весь нюх, вся горячая кожа – так и орут: похожие, свои, да свои же!
Тут орочья молодь смолкает разом, только не от напужки, а как-то иначе – Пенни не может разобрать, как именно. Прямо посреди компании как из-под земли взялся ещё один… Невысокий ростом, а видать, постарше этих обормотов. Как и подошёл-то, что ни одно чуткое ухо не слыхало – да ведь не специально же он подкрадывался. Чем-то очень похож на Пенни. Очень похож. Мельком глянуть – ну человечья белобрысая девушка, да и только; посмотреть попристальнее – ох…
И такое в этом белобрысом сквозит – за ясным взглядом, за расслабленной повадкой, за улыбкой зубастой, по-детски радостной – что пробирает Пенелопу Уортон ещё какой жутью.
Явившийся называется Марром, обнимает Пенни крепко и коротко, и держит, отстранясь, за обе руки – поводит носом, жмурится от удовольствия, как будто цветы нюхает.
– Тис-ррхи про тебя сказал! Вертай… Виктор, что тебя привёз – в крепкой силе?
– Ещё в какой, – бормочет Пенни. – Так при встрече меня заломал – думала, руки оторвёт.
Белобрысый смеётся, точно лучше этой новости и не рассчитывал услышать.
– Пойдём. Захочешь – расскажешь, как было. Мы с Хильдой под рассвет на отмелях полную мостину нарыбарили, а кому со мной чистить, если она страсть как рыбьих кишок не любит.
– Эй, а мне сегодня старшаки велели присматривать… – встревает Ёна.
– Так давай с нами, ррхи, быстрее управимся! – говорит Марр. – и так все котейки туда сбежались небось, клык прозакладываю.
* * *
Через недолгое время Пенни уже точно может сказать, что никакой приязни к рыбьим кишкам и она тоже не испытывает. Ёна с белобрысым управляются быстро, а она всё первую рыбину терзает. Всё ждёт сердитого окрика: «Ну что ты, криворукая! Простое дело, и то тебе поручить нельзя!» Но орки то ли не обращают внимания, то ли помалкивают на этот счёт из деликатности. Противная требуха и головы летят в траву на угощенье котам и кошкам – вот уж много их тут, интересно, зачем? Пенни немного рассказывает про себя, что не стыдно, и про Дрейка, что запомнилось. Потом набирается духу, складывает слова мучительно – спрашивает Марра:
– Ты такой же, как и я, да? Ну… Типа помесь?
Белобрысый качает головой:
– Нет… Кровный орк. Это меня перекраивали под человека, кроили, кроили – да видишь, не вышло. Смотрю, ты сложно рыбку чистишь! Я такой ухватки не знаю. Мы вот как привыкли: за хвост держишь, и шварк – к голове, шварк – к голове…
Пенни роняет ножик, подбирает его, отвернувшись, стискивает зубы, берёт проклятую рыбину за хвост. Нестерпимо хочется взвыть: «И меня, и меня тоже кроили, ещё как, и тоже не вышло!!!» Но этого нельзя. Нечего распускаться.
Чистое
День такой длинный и суматошный. У Пенни даже голова кругом идёт от мельтешни, знакомств и больше всего – от раздражающей неуверенности: что вообще
