Элизиум - Нора Сакавич
Мановением длинных пальцев с еще более длинными ногтями Бетти призывает меня выйти из-за стойки и оценивающе осматривает мой наряд.
– Ты что-то пополнела. Тебе стоит прикупить юбку побольше.
– А тебе – выпить чашечку ароматного и бодрящего «Тебя не спрашивали», – парирую я. Бетти лениво усмехается. Я понимаю, что моя отповедь ее не слишком впечатлила, и красноречиво показываю Бетти оба средних пальца. – Каспер, кстати, говорит, что ты сегодня прекрасно выглядишь. И еще – что ты храпишь.
Этого хватает, чтобы улыбочка Бетти растаяла. Не знаю, откуда у живых мертвецов столько предубеждений насчет мертвецов обыкновенных, но приятно знать, что даже вампира может пробрать нервная дрожь.
– Сколько раз тебя просить не пускать своего призрака ко мне в комнату?
– Она не мой личный призрак, – напоминаю я Бетти. – И ходит куда вздумается.
– За тобой хвостом, – возражает та. – Как и все ей подобные.
Это, в общем-то, правда, так что мне остается только пожать плечами. От матери я не унаследовала никаких умений, кроме способности видеть мертвых. В Орландо это было делом обычным, но здесь, в Огасте, кроме меня, подлинных медиумов только штуки три, причем с лей-линией связана лишь я. Каспер говорит, что я мерцаю как яркая вывеска. Тогда ясно, почему за последние шестнадцать лет каждый призрак в округе хоть раз да посещал меня. А еще Каспер говорит, что неисправные врата очень ее нервируют – хотя у нее и нервов-то больше нет. Вероятно, поэтому только она из всех призраков осталась со мной. Элизиум пугает Каспер, но и манит ее, поэтому она не желает уходить, пока не выяснит, почему ее к нему так влечет.
Бетти снова жестом прогоняет меня с рабочего места, и я беру бутылку и обхожу стойку с другой стороны. С сегодняшней скудной толпой Бетти справится без моей помощи, так что я могу спокойно топить свои печали в спиртном, сидя на барном табурете, на котором когда-то подумывала вырезать свое имя.
Стоит мне усесться, как в бар заходит Джуд Пантини – как всегда, ожидаемо. Я одариваю Бетти выразительным взглядом, но если она и замечает это, то виду не подает. Бетти приветствует Джуда улыбкой, которую все посетители обычно пытаются выманить из нее чаевыми. Когда Джуд устраивается за стойкой в трех сиденьях от меня, напиток для него уже готов. Я знаю, что это безалкогольный рутбир, потому что Джуд нынче приходит в «Сглаз» исключительно пофлиртовать с Бетти. Она на удивление к нему добра, ведь с тех самых пор, как Бетти узнала, что Джуд ходит на местные собрания анонимных алкоголиков, она ни разу не попыталась подмешать ему что-нибудь в газировку или уговорить его выпить чего покрепче.
Мне хотелось бы спросить у Бетти, есть ли ей дело до Джуда, но лучше, наверное, не знать. Главное – она не трогает его запястья. Во всех страшилках обычно рассказывают, как вампиры впиваются людям в шею, но в наше время, судя по всему, в моде запястья. Бетти говорит, что так проще выдать смерть за суицид. Впрочем, никто из местных бы не поверил, что Джуд способен покончить с собой. Он сын шерифа, убежденный баптист, и друзей у него навалом. Надеюсь, Бетти вспомнит об этом, когда соблазн неизбежно возьмет верх.
Бетти передает Джуду стакан, и я вижу, как соприкасаются их пальцы, вижу, как Бетти наклоняется ближе и шепчет что-то Джуду на ухо, как она выглядит не просто оживленной, но даже почти живой, и в эти короткие мгновения я почти ненавижу их обоих за то, что с виду они так счастливы. Я допиваю виски, тщетно стремясь выжечь боль из груди, и чувствую, как мой желудок протестующе содрогается.
Я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз ела. Обычно Даллас во время смены носит мне тарелки, но сегодня кухня у нас закрыта. В холодильнике, однако, полно еды, поэтому я встаю и, слегка шатаясь, иду в подсобку. Открываю дверь плечом, направляюсь к холодильнику и вдумчиво изучаю его содержимое. Сырный тост мне съесть очень хочется, но вот сковороду после него мыть – нет. С вероятностью в пятьдесят на пятьдесят мне удастся подкупить Бетти и уговорить ее прибраться после меня, так что я тянусь за маслом.
Но едва успеваю его коснуться, как вдруг не столько слышу, сколько чувствую глухой удар. На испуг у меня есть всего секунда: за ударом следует волна жара, такого яростного, что он грозит вскипятить мне кровь и расплавить плоть. В ушах так гудит, что я даже не слышу собственный крик.
Я чувствую, что вот-вот лопну, как перезрелый плод. Жизнь стремительно ускользает прочь, покидая мое тело. За пеленой боли – далеко-далеко, в тысяче миль – я чувствую, как вцепляюсь руками в пол, как мне в предплечья впиваются острые ногти, как женский голос пытается воззвать ко мне, оттащить от самого края. Но колдовство Бетти никогда на меня не действовало, и я могу лишь нестись волной навстречу мучительной смерти.
Все проходит так же быстро, как и началось. Остается лишь воспоминание – болезненное, как гематома на все тело. Я задыхаюсь, кашляю и пытаюсь перевернуться набок. Бетти отпускает меня, и я беспомощно плюхаюсь на живот. К щекам приливает жар, и я провожу рукой по лицу. Ожидая увидеть на пальцах кровь, я вижу, что скользкая влага, которую я ощущаю, – всего лишь слезы. Прерывисто дыша, я крепко сжимаю кулаки.
– Эвелин, – Бетти чеканит каждый слог. – Ты с на- ми?
Она намеренно подчеркивает это «с нами», но мне не так-то легко поднять голову и посмотреть, что происходит у нее за спиной. Посетители вошли следом за Бетти в подсобку, надеясь чем-нибудь помочь, и теперь стоят вокруг, бледные и изумленные. Бетти сидит на корточках рядом и сверлит меня напряженным взглядом, поджав губы. Я смотрю на нее в ответ. Не знаю, что Бетти видит у меня на лице, но она кивает и переводит взгляд на остальных – на каждого из посетителей по очереди.
– Спасибо, у нас все в порядке, – говорит она, и хотя колдовство Бетти на меня не действует, я все равно слышу его в ее уверенном голосе. – Я выйду через минутку. Всем бесплатная доливка, я угощаю.
Все уходят, не задавая вопросов, – совсем как овцы, которым и в голову не придет ни о чем спрашивать волка, – и я знаю: если Бетти велит им забыть о произошедшем, они даже не вспомнят мой
