Элизиум - Нора Сакавич
На двери бара висит истрепанная за годы табличка: «3 февраля мы будем закрыты на ремонт». Я касаюсь таблички ладонью и одними губами благодарю Далласа за то, что он до сих пор помнит о моем горе. Уж не знаю, по доброте ли душевной или ради лишнего ежегодного выходного, но, если честно, мне плевать.
Я захожу и вижу у стены доску с объявлением: «Закрыто. Пожалуйста, приходите завтра». Доску я ставлю на тротуар прямо у входа, но дверь не запираю, а вместо этого иду готовить стойку к работе.
Ночь будет тихая, потому что только самые давние наши завсегдатаи знают, что мы сегодня не совсем закрыты, и менее половины из них решат, что сегодняшняя распродажа «Все за четверть цены» стоит того, чтобы заявляться на мой личный праздник жалости к себе. Я беру из подсобки кассу, достаю мелочь и бросаю несколько монет в музыкальный автомат в углу.
Порядковый номер песни Sunday Morning я знаю наизусть и поэтому жму кнопку снова и снова до тех пор, пока автомат не заявляет, что мелочь у меня кончилась. Как и всегда, первые ноты пронзают мне сердце насквозь, и я просто стою у автомата несколько секунд, слушая, как скрипка и фортепиано поют пустому бару печальный дуэт. До сих пор не понимаю, почему выбрала свадебной песней такую скорбную мелодию. Может быть, отчасти я уже тогда чувствовала, что меня ждет, и пыталась предостеречь об этом себя саму.
Под гнетом этих безрадостных мыслей я возвращаюсь обратно за стойку и наливаю в большой стакан виски со стеллажа. Пары глотков хватает, чтобы потушить полыхающий в душе огонь, и я продолжаю наводить порядок в баре. Управляюсь я быстро и почти успеваю закончить к тому времени, как в зал, неся с собой морозный ветер, заходят офицеры Родригес и Майлс.
Майлс придерживает дверь ботинком, чтобы вернуть на место объявление у входа, но Родригес его не ждет. Он огибает пустые столики, подходит к бару и вручает мне четвертак в обмен на стопку. Я уже достаточно выпила, поэтому без особых усилий улыбаюсь и несу монету к автомату. Когда я возвращаюсь, Родригес снова производит ровно тот же обмен и заодно дает мне еще четвертак, чтобы я могла выпить вместе с ними.
Мы молча поднимаем тост за мою дочь и одновременно опрокидываем шоты. В качестве аванса за остальные напитки первые посетители суют мне еще мелочи, и я ставлю перед ними бутылку. Они берут стаканы и уходят за маленький столик в углу, а я снова несу деньги в жертву автомату. «А‑26» – я жму кнопку вновь и вновь, пока не начинает ныть палец. Sunday Morning, Sunday Morning, Sunday Morning.
Уже несколько лет никто из наших завсегдатаев не спрашивал, как я потеряла Сиару. Бетти говорит, что самая популярная версия – автомобильная авария, потому что я призналась, что в один день лишилась и новорожденной дочери, и мужа. Бетти поделилась этой сплетней в надежде, что я расскажу, как все было на самом деле, но мне до сих пор тяжело говорить и о предательстве Адама, и о смерти Сиары, и о нечестивом союзе, в который я вступила с лей-линией штата Джорджия после всего этого. Мои клиенты все равно не верят в колдовство, а Бетти мучения смертных считает своего рода мимолетной забавой. Даже обидно, что в ней есть эта безжалостная жилка. Из всех моих жильцов только Бетти мне более-менее приятна, и из всех моих знакомых она лучше прочих смогла бы понять, как сильно я ненавижу Элизиум.
Элизиумом я зову дом, которым заправляю, но вообще-то изначально так назывались врата Огасты. Вся Земля пронизана лей-линиями, к которым могут подсоединяться члены сверхъестественного Общества и магические люди, а там, где энергии достаточно много и она просачивается из земли, можно найти врата. По сути, это портал, соединяющий разные точки планеты. Общество использует такие порталы, чтобы безопасно перемещаться по миру, скрываясь от глаз смертных, которые с каждым днем становятся все любопытней. У этой сети есть свои пределы, поскольку порталов известно всего сорок девять и Элизиум уже почти что не считается одним из них, но пока Общество следует правилам секретности GLOBE, вариантов получше у них все равно нет.
Запрещено пользоваться порталами только вампирам, потому что между ними и Хранителями врат тлеет очень давняя вражда. Ходят слухи, что двадцать лет назад они развязали тотальную войну за лей-линии, но подробностей я не знаю. Когда я была маленькой, мама ни разу об этом не рассказывала, и мне хватало ума не спрашивать ничего у единственного мужчины на свете, который мог мне все объяснить.
Честно говоря, мне глубоко по барабану, в чем там было дело. Куда интересней вышел исход: вампиры проиграли, Хранители снова взяли власть в свои руки, но Элизиум все равно предоставил убежище Бетти. Это было запрещено, но он создал для нее комнату прямо рядом с моей – даже прежде, чем я вообще поняла, кто Бетти такая. Хранители целую неделю пытались оспорить это, но Элизиум не пожелал приносить Бетти в жертву. В первый и единственный раз Хранители не смогли настоять на своем. Теперь им даже нельзя находиться в одной комнате с Бетти – именно по этой причине она, в общем-то, и пришлась мне по вкусу. У этого соглашения обнаружился единственный недостаток: теперь Бетти застряла здесь, совсем как я. Хранители ждут, пока она выйдет и останется без защиты Элизиума, чтобы прикончить ее на месте.
Из темной пучины мыслей меня выдергивает звон дверного колокольчика. Очередная парочка копов явилась выпить, и это неудивительно. Большинство наших завсегдатаев – пожарные или полицейские, потому что Даллас балует их скидками. Его отец был инспектором дорожно-патрульной службы, поэтому, когда Даллас наконец открыл свой бар, он постарался завоевать расположение местных стражей порядка как можно скорее. Для чернокожего парня на Юге это мудрый шаг, но вот мне еще несколько лет рядом с ними было неуютно. По правилам дома мои чудовища не могут меня тронуть, но вот простые смертные ничуть не обязаны следовать законам Общества.
К закату в «Сглаз» заходят еще только шестеро посетителей, и я понимаю, что уже совсем стемнело, когда в баре наконец появляется Бетти. Бетти – а на деле та самая Александра, нынешний предмет бестелесных воздыханий Каспер – одета даже менее скромно, чем я, и все взгляды в комнате тут же обращаются к ее бесконечным ногам. Я подумываю сказать ей,
