Избушка на костях - Ксения Власова
В миг, когда черное отчаяние затопило душу, раздался тихий скрип отворяемой двери и уже знакомый мне мужской голос негромко позвал:
– Василиса?
Я замычала, задергалась, стряхивая с себя тени, и едва не угодила в открытый колодец. На меня уже дохнуло влагой бездонной пропасти с плохо обтесанными стенами, покрытыми мхом, донесся плеск воды, а перед глазами разверзлась черная пустота проема. Всего один шаг отделял от страшного падения. Я зажмурилась, в мельчайших деталях представляя, что сейчас последует.
Чья-то теплая ладонь легла мне на талию и, рывком выдернув из объятий теней, уберегла от лихой беды. От резкого движения закружилась голова, перед внутренним взором в красках пронеслась несостоявшаяся погибель. Жадно заглатывая ртом воздух, словно только выловленный из реки карась, я вытаращилась на Кощея.
– Свет очей моих, – мрачно обронил он и лениво взмахнул факелом, отгоняя самую настойчивую тень, – скажи-ка, что ты позабыла ночью во дворе?
Тень клацнула зубами у его лица, освещенного зеленоватыми отблесками огня в руке, и досадливо взмыла ввысь, к сизым рваным тучам и желтой луне. Кощей даже бровью не повел.
– Попить выш-ш-шла.
Вместо шепота получилось слабое шипение, как у остывающих углей в печи. Тело сотрясала дрожь, зуб на зуб не попадал, будто бы я полдня провела в ледяной проруби. Кощей коротко взглянул на меня и возвел очи к небу.
– Золотце мое, на своем веку я много чего видел. Удивить меня трудно! Но ты первая девица, которая в ночи отправилась колодезной воды испить, а не с любимым под березкой миловаться.
Я с напряжением всматривалась в реющие за спиной Кощея тени. Пережитый ужас скользкой змеей обвил сердце, каленым холодом пробежал по венам.
Взгляд Кощея смягчился. Только сейчас я заметила, что его глаза цвета молодой зелени в темноте сияют непривычно ярко. На широкой груди покачнулся деревянный оберег на тонкой цепочке.
Ведомая любопытством, не думая, как это выглядит со стороны, я бесстыдно прикоснулась к темному дереву.
– Что это? – спросила я, оглаживая многочисленные углы сложной фигуры. – Колдовская вещица?
Теплые мужские пальцы легли на мои собственные и сжали их. Раздался тихий перезвон золотых браслетов на запястьях Кощея. Я спохватилась и попыталась отстраниться, но он мягко удержал меня на месте. Его теплое дыхание коснулось щеки и, когда Кощей чуть склонил голову, устремилось ниже, лаская чувствительную кожу шеи.
– Нет, просто памятная, – негромко ответил он. – Колдовства в ней давно уже нет.
– Значит, оно было?
Кощей хмыкнул почти весело, будто услышал шутку, и осторожно, очень медленно заправил мне за уши пряди, упавшие на лицо. От его прикосновения по телу пробежала сладкая дрожь. Это не укрылось от Кощея. На его губах медленно проступила лукавая улыбка, а в голосе прорезались мурчащие нотки сытого кота.
– Колдовство здесь повсюду, любовь моя. Вот и сейчас оно разлито в воздухе, чувствуешь?
Он склонился ко мне, руками опираясь на крышку колодца за моей спиной. Его губы оказались так близко, что почти касались моих. Дурманящий аромат цветущей черемухи и вишневой пастилы стал отчетливее. Я сделала жадный, прерывистый вдох, и голова пошла кругом. В круговерти суматошных, обрывочных мыслей промелькнула одна, и я ухватилась за нее, как за опору: «Тим!»
– Не чувствую, – уверенно ответила я, глядя прямо в зеленые колдовские глаза. – Пахнет не колдовством, а скорой грозой. К утру грянет, помяни мое слово.
На лице Кощея промелькнуло изумление, сменившееся любопытством. Он коснулся кончиком языка уголка своих губ, будто обдумывая мое предупреждение, ища в нем тайный смысл, а затем запрокинул голову и с сомнением взглянул на спокойное темное небо. Это заставило его правильно истолковать мои слова и усмехнуться:
– Не о той грозе ты беспокоишься, но я тебя понял, свет очей моих.
Кощей убрал руки, еще мгновение назад лежавшие на бревнах по обе стороны от моей талии, и спрятал их за спину, как нашкодивший мальчишка.
– Ты и правда отправилась к колодцу за водой? – спокойно, как ни в чем не бывало спросил он. – Среди ночи-то!
– Да, – честно ответила я.
Кощей присвистнул и одарил меня восхищенным взглядом.
– Отчаянная ты душа! Так сильно этот свет не мил?
Я вспыхнула до корней волос. Кощей, казалось, если и издевался, то совсем чуточку. Спрашивал серьезно, с большим интересом, как о чем-то вполне обыденном.
– Что, много здесь таких побывало? – вырвалось у меня.
– Много, немного… – Кощей легонько пожал плечами. – Но захаживали к Яге и такие.
Имя хозяйки избушки он произнес с изрядной долей нежности. Меня она не кольнула, но заставила внимательно посмотреть на Кощея. Все-таки что его связывает с Ягой?
Зазевавшись, я не сразу заметила, как с крыши бревенчатого колодца мне на плечо осторожно перебралась когтистая рука-тень, и завопила только тогда, когда она чуть застенчиво провела острым когтем по моей шее.
– А ну прочь пошла!
Я завертелась на месте, стряхивая тень. Та послушно соскользнула на примятую траву, посеребренную луной, и затаилась обиженной кошкой в островке подорожника у тропинки к крыльцу.
– Да чего вы ко мне прицепились? – в сердцах воскликнула я. – Чем я вам так приглянулась?!
Взбалмошные тени снова оживились и рьяно закружились над моей головой. Ниже опускаться они остерегались. Что было тому причиной – факел с колдовским огнем или сам Кощей, – я не знала.
– Привыкай, свет очей моих, – раздалось над моим ухом. – Ты теперь многим будешь по сердцу.
Я резко обернулась и натолкнулась на взгляд Кощея – прямой, открытый, без прежнего соблазнительного блеска на дне зеленых глаз. Так бы выглядел кот, вздумавший вдруг не играть с мышью, а вести с ней серьезные разговоры. Слова он подбирал игривые, но явно без прежнего умысла, скорее по привычке.
– Теней-то что во мне притягивает? – буркнула я. – Скорая погибель?
– О нет, золотце! – Кощей скрестил руки на груди. В неровном свете выглядывающей из-за туч луны кольца на его пальцах переливались, точно сосульки на холодном зимнем солнце. – Меньше всего они хотят твоей смерти.
– Тогда что им нужно?
Кощей помолчал, задумчиво постукивая кончиками пальцев по предплечьям. Аромат черемухи поутих, и теперь в ночи я слышала и другие запахи: нагретых за ночь листьев в густых кронах, полыни в зарослях у забора, мха на колодце. Дуновение ветра всколыхнуло юбку сарафана и бросило в лицо желтый засохший цветок. Он скатился по одежде вниз и застыл у моих лаптей. Прошло бесконечно долгое, вязкое мгновение, прежде чем Кощей неохотно разлепил сжатые губы.
– Твой дар, – выдохнул он и поднял с земли желтый цветок. – Огневиц мало, встретить одну из них – большая удача.
Я нахмурилась, силясь понять, о чем он толкует. Где-то внизу колодца покачивалось на воде жестяное ведро. Каждый раз, когда его бока задевали мокрые бревенчатые стены, раздавался легкий шкрябающий звук, от которого по спине пробегали мурашки.
Спрашивать, откуда он узнал про огневицу, я не стала. Значение сейчас имело лишь одно:
– В чем тут удача?
Прежде чем бросить слова, тяжелым камнем упавшие в тишину ночи, Кощей покатал между пальцами подобранный цветок мать-и-мачехи. На примятую траву под нашими ногами, кружась, неторопливо приземлились желтые лепестки.
– Огонь помимо тепла дает свет. А где он, там и его обратная сторона – тень. Одно немыслимо без другого, как день и ночь.
Словно отзываясь на полные загадок речи Кощея, колдовской дар напомнил о себе. Тело пронзила острая, как кинжал неприятеля, боль, а в жилах будто разлился огонь. С кончиков пальцев посыпались снопы алых искр. Тени, реющие над моей головой, на миг замерли, а затем устремились вниз и затанцевали с еще большим оживлением, чем прежде, но уже за моей спиной. Я вздрогнула и отвернулась от них.
– Люди забывают об этом, – продолжил Кощей, с кривой усмешкой поглядывая мне за плечо. – Они цепляются за свет и гонят от себя тьму, тем самым не принимая ровно половину и себя, и мира.
Искры превратились в огненных ящериц. От пальцев они устремились к сердцу, заставляя ссутулиться и опасливо сжаться. Миг, и алые всполохи перебросились на косу. Я замерла, привыкая к незнакомому ощущению – не болезненному, чуть щекочущему, предвещающему то ли беду, то ли
