Рыцарь-разбойник - Борис Вячеславович Конофальский
– Так где же волка этого искать? – поинтересовался кавалер.
– Не в вашей земле, – вдруг твердо сказал отшельник.
– Почему так думаете?
– Был бы он в вашей земле, так я бы его место вам указал, я тут все знаю. Но и недалеко, рядом он. Но что вы делать будете, когда сыщете его?
– Убью, – просто сообщил Волков. – А что же еще с ним делать?
– Тогда лучше его ловить, когда он в образе человеческом прибудет.
– Значит, так и будет.
– И поделом, – заметил монах. – И поделом.
– Так вы поможете нам найти его?
– Помогу, – твердо пообещал монах. – Только похожу да посмотрю, подумаю да проверю кое-что. И как надумаю, так приду к вам.
– Мы будем вам благодарны, – произнес Волков.
– Да не вам меня благодарить, а мне вас. Устал уже людей да детей по оврагам собирать и хоронить. Надобно это прекратить, а вы единственный из господ, кто за это берется.
Мария принесла котомку монаха, поставила ее на стол. Мешок был полон под завязку.
– Ишь ты, сыр! – восхитился отшельник, вставая и заглядывая внутрь. – Славен будь Господь наш. Спасибо вам, господин. Да не оскудеет рука дающего.
– Не оставит Господь нас, – заверил его юный монах. – Его преосвященство выделил денег на храм, брат Семион уже выбрал место, поехал к архитектору.
– Слава Богу! Одна новость лучше другой! – обрадовался отшельник. Он глядел на кавалера и осенял его святым знамением. – Храни вас Бог. Не иначе как сам Господь послал вас нам, господин. Не иначе!
Волков взглянул на него с удивлением и даже с подозрением. Они, эти попы, словно сговорились. Но возражать не стал. Пусть говорит это чаще. Если эта слава и среди его людей укоренится, это будет ему в помощь.
Когда монах, сгибаясь под грузом своей полной котомки, раскланялся и вышел, у всех от него осталось хорошее впечатление.
«Добрый человек. Хорошо, что он у меня во владениях живет», – думал Волков.
И так он бы и продолжал думать, если бы на Сыча не взглянул. Тот на господина смотрел да ухмылялся так, как только он умел. В ухмылке его одно светится: «Знаю я вас всех, подлецов. И праведных отшельников тоже знаю».
– Что? – почти грубо спросил у него кавалер.
– Хитрый монашек, да я эту хитрость за версту замечаю. Авось не проведет. – Сыч сидит вальяжно, видя, как все его слушают, подлец, посмеивается еще.
– Говори толком, – почти злился Волков.
– У всех монахов на одеже рукава как рукава, а у этого длинны, пальцев не видать, – заметил Сыч.
Волков фыркнул. Дурь говорит Сыч, мало ли у кого какие рукава. А брат Ипполит и вовсе сказал в защиту собрата:
– Так, может, устав у них в барстве такой, может, такие рукава им по уставу положены, у каждого барства монашеского свои причуды.
– Может, и так, – не сдавался Сыч и продолжал, чуть прищурившись, как будто размышляя: – Вот только заметил я, что рукой-то он одной как следует шевелит, только правой, целовать всегда правую подает, берет все правой, левой слегка помогает, даже когда котомку накидывал, все правой делал. Левую только просовывал в лямки.
– К чему это ты?
– Да к тому, что левая у него рука увечная.
– Увечная? – спросил Волков.
– Об заклад побьюсь! – заверил Сыч. – Два талера против одного поставлю, что клешня у него изувечена.
– Мало ли. Может, и так, и что?
– А то! Мало ли где монах руку повредил, ничего странного в этом нет. Но вот зачем он ее прячет тогда?
– Может, и не прячет, просто рукав такой.
– Может, и рукав. – Фриц Ламме опять ухмыльнулся. – А вот зачем монаху, отшельнику, святому и божьему человеку ключи?
– Ты же сам видел, он дверь запирает, – напомнил Волков. – От двери ключ.
– Один-то от двери лачуги, а второй от чего?
– Какой еще второй? – удивился кавалер.
– Эх, экселенц, вот вроде и глаза у вас у всех есть, а смотреть ими не умеете. Даже если на поверхности все, вы не видите.
– Да говори ты, болван, толком, чего ты там увидал?
– Прямо на поясе, то есть на веревке, которой он был подпоясан, два, – Сыч даже пальцами показал, – два ключа висело.
– Я это тоже заметил, – вмешался брат Ипполит.
– Вот и ученый человек два ключа у него увидал, а ну, скажи, ученый человек, зачем святому лишенцу и отшельнику столько ключей, сколько не у всякой ключницы бывает?
Брат Ипполит посмотрел на Волкова, словно помощи искал. Но и кавалер не знал, что сказать. Так и сидели оба, насупившись и задумавшись.
– Вот то-то, – продолжает Сыч многозначительно, а сам скалится, упивается своей победой над двумя любителями книг. – Призадумались вы, вижу. Вот и я призадумался. И пришел к выводу, что непростой это монах, непростой.
Рене, когда был на смотре в поместье графа, за свой счет купил пива, целую бочку в двадцать ведер. Пива крепкого, хоть и молодого, такого яростного, что бочку едва обручи сдерживали. Купил солдатам, хотел выдать на следующий день, но не выдал, кавалер отправил их домой. Теперь с этой бочкой пива Арчибальдус Рене появился в Эшбахте. Бог его знает, что там случилось с ним, наверное, понял, что самому ему, даже с другом Бертье, эту бочку не осилить, и стал он это пиво раздавать местным бабам, мужикам и солдатам, прямо с телеги разливал. Причем и своим солдатам давал, и солдатам Брюнхвальда, и новобранцам Рохи. И сам с ними пил понемногу. И к этой радости сбегались все, кто про то прознал. А местные мужики, раз управляющий господин Ёган отъехал в город, так и вовсе возликовали. Работы все побросали и прибежали пить дармовое пиво.
Все это происходило на главной деревенской улице. И то увидел Роха, который проезжал на коне мимо, и был он как раз из тех людей, что жадны даже до чужого добра. Стало ему жаль того пива, что раздает Рене, и он сказал:
– Друг мой, какого же дьявола вы всех поите, а нашего друга рыцаря не угощаете? – Тут Роха указал на дом Волкова. – Может, оставите хоть одно ведро для него?
– Как раз одно ведро и осталось! – радостно сообщил Рене. – Забирайте вместе с бочкой.
Роха, конечно, обрадовался, огляделся и увидал, что неподалеку, у забора, стоит один из его людей и хлебает пиво из деревянного ковша. Был это высоченный и крупный парень, которого Волков нашел где-то на турнире.
– Эй ты, оглобля! – рявкнул Роха. – Бери бочку и неси ее в дом кавалера.
– Я? – Парень от удивления престал пить. – Вы мне говорите?
– Да нет же, – орал
