Зеркало для никого - Лара Мундт
Конечно, в историке было что-то неуловимое, какая-то дикая животная энергия. Этим он и отличался от жителей Зеленого города. Интересно, в Красных городах все такие?
– Что такое теория «разбитых окон»?
Леон улыбнулся и, конечно же, это не осталось без внимания класса. Тихий шепот пронесся среди одноклассников. Идиоты чертовы.
– Молодец, Гель. Молодец, что умеешь и не стесняешься задавать вопросы, – Леон сделал вид, что не заметил разнесшегося по классу перешептывания: – Теория «разбитых окон» гласит, что когда кто-то разбивает стекло в доме и никто не вставляет новое, то вскоре ни одного целого окна в этом доме не останется. Поэтому все разбитые окна нужно заменять с максимальной скоростью. Именно тогда предприниматели поняли, что лучший способ заработать деньги – это создать Зеленые города. Чистые, малоэтажные, где у каждого есть свое место и предназначение. А когда исследования показали, что люди, а особенно дети, живущие в многоэтажных зданиях чаще подвержены разным физическим и психологическим заболеваниям, жизнь в Зеленом городе стала мечтой каждого…
Я слушала Бернара с большим удовольствием, а после занятия задержалась. Когда дверь за последним учеником закрылась, я подошла к Леону и набралась смелости спросить:
– Я бы хотела больше узнать об истории Зеленых и Красных городов. Есть ли какие-нибудь книги или, быть может, фильмы о них?
Рейтинг не пошел вниз, вопрос был задан в рамках школьной программы, а потому не считался праздным. Я надеялась услышать, что существует фильм о Зеленых и Красных городах, особенно о Красных. Я бы смогла скопировать его и преподнести Амалии в качестве подарка.
– Тебя ведь на самом деле интересуют не Зеленые, а Красные города… – понизив голос, сказал Бернар. Он смотрел на меня пронзительно серыми глазами, и словно знал о чем-то, о чем я и сама не догадывалась. Мне было стыдно признаваться, что мой интерес обусловлен желанием сделать подруге правильный подарок, так что я просто кивнула. Бернар сложил руки на груди и глубоко задумался.
– Раз уж тебе так интересно, приходи ко мне домой. Я напою чаем и дам материалы об истории Красных и Зеленых городов.
Фраза «напою чаем» была очень важна. Она означала «вижу тебя как друга, не партнера, но ты мне нравишься». Если бы Леон сказал: «посмотрим фильм», это бы означало, что я ему симпатична как девушка и он хочет попробовать завязать со мной отношения.
– Я тоже с удовольствием попью с вами чай. Спасибо! – смогла ответить я, залилась краской и покинула классную комнату. В какой момент из симпатичного середнячка я смогла стать всеобщей любимицей с «большим будущим»? Той, с кем дружили старшие ребята? Той, кто была на короткой ноге с учителями? Неужели я могла когда-нибудь сравниться с умницей Мист?
– Эй, ты чего в облака улетела? – вывел меня из раздумий голос Амалии. Она ждала меня в коридоре, а когда я рассказала ей, куда была приглашена, присвистнула:
– Ах ты, рыжая лиса! И ведь смогла же пробраться в дом к Бернарам! Тео Рейнер в любую дырку без мыла влезет, перепил чай со всеми учителями нашей школы, но ты, Гель! – она беззлобно рассмеялась, но было заметно, что Амалия старательно подавляла зависть. Подруга поспешила объясниться: – Я бы очень хотела встретиться с Жанной Бернар.
Чтобы ее успокоить я сказала, что, быть может, Жанны Бернар там вовсе не будет. В профайле Леона было написано, что он все еще живет с матерью, но у нее могут быть свои дела. В конце концов традиция чаепитий с одаренными школьниками – вещь приватная. Обычно учитель и ученик беседовали о планах на будущее. Учитель демонстрировал покровительственное отношение, раздавал советы. Ученик слушал, уважительно склонив голову. Рейтинг при этом рос у обоих.
Взяв себе по здоровому обеду, который сегодня состоял из напечатанной на принтере семги с тушеными овощами и батончиков из цельнозернового хлеба с сухофруктами, мы с Амалией уселись на обычное место возле окна. Нам было видно плодовое дерево с созревшими персиками, которые еще не успели растащить младшеклассники.
– Когда я была младше, то хотела поскорее повзрослеть, а сейчас мне хотелось бы снова стать маленькой. Бегать, спать в обед, лазать по деревьям, – призналась я подруге.
Та серьезно изрекла:
– Увы, лазать по деревьям мы больше не сможем. Под нашими толстыми попами ветки сломаются.
Мы рассмеялись, и не заметили, как несшая поднос девочка, недавно попавшая в группу поддержки и всячески выслуживающаяся перед Тахирой, споткнулась и уронила на меня огромную тарелку с пастой «Болоньезе». На рубашке остался огромный грязно-коричневый след. Рубашка мгновенно прилипла к телу. Паста длинными червями висела у меня в волосах. Вот не повезло!
Я побежала отмываться и застирывать пятно, оставив разборки с девушкой на Амалию. Рубашка не отмывалась, а я как назло еще и физкультурную форму забрала домой постирать. Я тихонько ругалась всем своим немногочисленным запасом неприличных слов, когда в дверь уборной тихонько постучались. Странно, что Амалия решила постучаться, Она обычно двери ногой выносила.
Я бросила рубашку в раковину, а сама осторожно открыла дверь и отпрянула. Это был Тео. А я, на минуточку, так и осталась в одном лифчике. Он был розовый, с кружевами. Очень старый, но удобный. Я повернулась спиной, синхронно с Тео. Он тоже не собирался меня разглядывать.
– Это женский туалет! – пролепетала я.
Тео, так и не оборачиваясь, под каким-то невероятным углом вывернул руку, в которой держал свою зеленую толстовку. Сам он остался в футболке:
– Вот, я подумал, что тебе нужно будет переодеться, ты же вчера форму домой забрала, – сказал он спокойным голосом. Хотя я видела, что спокойствие мнимое – у него даже шея покраснела. Неловко приняла толстовку. Надев ее, сказала:
– Спасибо.
Если бы на моем месте была Тахира, она бы добавила «мой рыцарь» и чмокнула его в щеку. Я бы хотела быть такой же раскованной, но от одной только мысли о том, что парень, который мне так нравился, вот так решил помочь мне в столь неловкой ситуации, подкашивались ноги. Так он еще и видел меня в одном лифчике! Щеки покраснели, но я себя одернула, напомнив, что во время уроков плаванья он видел меня в купальнике.
– Можешь повернуться, – сказала я. Тео повернулся и с каким-то непонятным мне выражением оглядел меня. После долгой паузы наконец-то произнес:
– Тебе идет.
– Эх, теперь о нас наверняка пустят какой-нибудь неприличный слушок, – со вздохом сказала я, намереваясь выйти из
