Генерал-коммандант - Башибузук Александр

Арчи быстро просмотрел листы и ахнул:

— Матерь божья! Да это прямо бомба!

— Мне надо, чтобы интервью попало на главные полосы ведущих газет уже послезавтра. И не подставься. А это, — я положил на стол солидную пачку немецких марок, — на обеспечение.

— Сделаю! — горячо пообещал корреспондент, аккуратно прибрав деньги в карман.

— Не сомневаюсь.

Я действительно не сомневался. Как бы это странно ни звучало, в наше время свобода слова — совсем не пустое место. Газетчики вцепятся в эту сенсацию, как волчья стая, и мигом разнесут по миру. И далеко не всем смогут закрыть ротик, даже если сильно постараются.

Конфуз, однако, господа островные обезьяны, конфуз. Отмоетесь нескоро. И уж точно надолго забудете о провокациях.

Уже светало, так что затягивать с эксфильтрацией не стоило. Мы погрузили вещи в шлюпку и переправились на другой берег озера, где нас уже ждал экипаж. А еще через несколько часов благополучно прибыли в маленькое шале в горах.

Ну что могу сказать…

Да, все получилось грязно и коряво. Засветился я где только мог и как только мог. Впрочем, своего тоже добился: остался в живых, сорвал провокацию и здорово подгадил его величеству Эдику, так его растак. Теперь осталось встретиться с Рузвельтом, и домой.

А Уинни…

Уинстона я убью.

Еще до того, как вернусь в Африку.

ГЛАВА 13

Швейцарская Ривьера. Женевское озеро. Монтрё

27 июня 1903 года. 09:00

Очередным прибежищем нам стало маленькое шале высоко в горах, почти на границе с Францией. Двухэтажное, сложенное из дикого камня и крытое замшелой черепицей, совсем небольшое, очень уютное и оснащенное всем необходимым для жизни. Даже водопровод есть, отведенный из ручья, каминная комната, ванная, оружейная и конюшня с лошадками для конных прогулок. Виды — шикарные: открывается панорама всего Женевского озера и сам Монтрё. Дичина прямо под окнами бегает — в общем, жить можно. Стоп…

Из зарослей дикого шиповника неожиданно высунулась кабанья башка. А если точнее, рыло молодого кабанчика, скорее всего, прошлогоднего помета, с еще маленькими клыками.

К счастью, меня он не чуял, я стоял от него в нескольких десятках шагов, с подветренной стороны.

Зверюга подозрительно покосилась по сторонам и принялась спокойно пастись, подрывая рылом землю и аппетитно чавкая.

Я немного полюбовался зверем, а потом плавно вскинул карабин Маузера, который нашелся в арсенале пансиона.

Пенек прицела походил по туше и устроился прямо на лопатке зверя.

Стеганул резкий выстрел — в то же мгновение раздался тупой звук удара пули.

Кабан взвизгнул, рванул с места в прыжке, но уже через десяток метров сунулся рылом в землю и повалился на бок.

Я прислушался — к счастью, шума остального стада не было слышно — скорее всего, Пятачок отбился от сородичей или просто решил погулять в одиночестве.

Добивать не понадобилось — к тому времени, как я к нему подошел, все уже было закончено. Через несколько минут поросенок уже висел на сучке с перерезанным горлом для того, чтобы стекла кровь, а я отхлебнул пару глотков из фляги и присел на замшелый валун перекурить.

Так о чем это я?

Арцыбашев сдал нас с рук на руки молодому улыбчивому парню, представившемуся Пьером, смотрителем пансиона. Говорит он исключительно на французском языке, а живет в маленьком домике рядом с шале. Ведет себя очень услужливо и почти не показывается на глаза, но каждый день на журнальном столике регулярно появляется свежая пресса, а на леднике — свежее молоко, сметана и творог. Хлеб печет тоже он, причем великолепный. Словом, замечательный управляющий.

В Пьере ничто не выдает офицера, однако я абсолютно уверен, что он русский и имеет непосредственное отношение к тому же ведомству, что и Арцыбашев. Просто не может не иметь. Ну кто ж меня без надзора оставит…

А вот сам Александр Александрович, после того как доставил нас в пансион, сердечно попрощался, уехал обратно в город и больше не вернулся. И очень вероятно, что больше никогда не вернется. Все просто: скорее всего, он подал подробный рапорт о случившемся, после чего последовали оргвыводы по его персоне, суровость которых целиком и полностью теперь зависит от начальства.

Не доложить начальству он не мог — это его служебный долг, и грош цена подполковнику как офицеру Генерального штаба, если бы он скрыл случившееся. В общем, учитывая то, что Британия на данный момент — стратегический союзник России, а также подавляющее англофильство начальствующего состава русской армии вплоть до самого царя-батюшки — судьба Александра Александровича весьма незавидна. В лучшем случае изгнание из корпуса Генерального штаба и ссылка в заштатный гарнизон, а в худшем… В худшем — разжалование и суд. Увы, армия зиждется на абсолютности приказа, ни больше ни меньше, а Арцыбашев его нарушил, причем в особо извращенной форме. Я бы сам не помиловал своего, буде он учудил подобное. Хотя в жизни всякое случается, так что будем надеяться на лучшее.

Настаивать на своем предложении о его переезде на службу в Южную Африку я тоже не стал. Увы, ни один из действующих кадровых офицеров русской армии, оказывающих нам помощь на тех или иных основаниях, на такие предложения не согласился, и по окончании последней кампании все убыли домой. Исключение составил лишь только один человек — морской лейтенант-инженер Зеленцов, но его случай — особенный. Как-нибудь расскажу на досуге.

— Ладно. — Я докурил пахитосу и принялся за кабана. — Так… килограмм сорок — сорок пять нажрал; значит, целым тащить будет трудно. Ну что, Пятачок, будем расчленяться?

Следующий час я посвятил не особо приятному, но полезному занятию. Освежевал тушу, потом разделал на составляющие и, сложив в шкуру, увязал ее бечевкой в более-менее компактный узел. После чего привязал его к короткому дрыну и потащил в пансион на плече.

Пьер копался в небольшом огородике; увидев меня, он приветливо помахал рукой и поспешил навстречу.

— Поздравляю, месье Альберт! Вам помочь?

— Спасибо, я сам.

— Как вам будет угодно. Приготовить что-нибудь на ужин из вашей добычи?

— Справлюсь сам… — так же вежливо отказался я.

Парень готовит просто великолепно, но сегодня мне захотелось самому что-нибудь состряпать. Для души. Чего я не делал уже как минимум года два. Дела, мать их за ногу. Гребаные дела.

— Как вам будет угодно, — еще раз улыбнулся управляющий. — Мадам Кох на веранде, я буду здесь. Если что потребуется — позовите, — и, уже уходя, добавил: — Свежие газеты — в каминной комнате.

Я посидел немного на лавке у ручья, после чего отнес мясо на ледник в подвал, оставив только заднюю ляжку, и направился на кухню.

Сначала слегка опалил мясо, убрав приставший ворс, вымыл, а потом принялся убирать с него пленки и сухожилия. С дичиной мороки всегда много, но результат стоит того.

Почуяв легкий запах духов рядом, коротко приказал:

— Коровье масло, чеснок, розмарин, кориандр, майоран и черный перец.

Клео немедленно все принесла и застыла рядом с опущенной головой.

— Опять ревела?

Девушка молча помотала головой.

— Не ври, глаза припухшие и красные. Ладно. — Я ополоснул руки и достал из портсигара пахитосу. — Теперь слушай меня. Ты ни в чем не виновата.

— Виновата, — зло бросила Клео. — Еще как виновата.

— Еще раз перебьешь меня — действительно станешь виноватой. На самом деле виноват только я — так как допустил к операции неподготовленного человека. Ты отважна, находчива, великолепно стреляешь и владеешь своей спицей или как там ее, но этого мало. — Я сделал короткую паузу и повторил, делая упор на каждом слове: — Ты все равно не готова. — И сразу смилостивился, дабы поддержать девчонку: — Но если сама захочешь, из тебя когда-нибудь что-нибудь да получится.

— Что-нибудь когда-нибудь? — В глазах Клеопатры блеснули смешинки.

— Именно так.