Темноводье - Василий Кленин
Спустя полчаса найденыша послали за какой-то мелочью к складским тюкам. Санька быстро пошел под навес, а ноги сами повели его вдоль правого борта. Поравнялся с дауркой, скосил на нее глаза, ожидая, не пнёт ли снова (сейчас он готов это вытерпеть без малейшей злобы), но Челганка вдруг подняла голову и тихо окликнула его:
— Эй… Твой, — и протянула ему деревянную чашку. Его чашку. Начисто обтертую от грязи.
Санька принял посудину и замер. Так вдруг захотелось ей что-то теплое сказать. Просто руку на плечо положить. Но руки занемели, а во рту пересохло.
— Пить хочешь? — только и смог он выдавить из себя.
Чалганка хмуро кивнула. Беглец из будущего развернулся и пошел обратно к бурдюкам с водой.
— Дурной! Тебя за чем послали? — это Козьма изгалялся.
Вот тут-то весь накопленный жар-гнев и нашел выход. Известь встал посреди лодки, набычился и начал с толмачом в гляделки играть. Желваки играют, кружка в руке едва не трещит. Тело только ждало команды кинуться в бой. Пусть только Терентьев сын его спровоцирует! Пусть только повод даст!
И злобный толмач явно почуял угрозу. Промолчал и перенес внимание на какое-то другое дело. А Дурной не спеша налил в чашку воды и так же медленно отнес пленнице. Та схватила ее слишком жадно, начала пить, расплескивая.
— Попозже еще принесу, — тихо сказал Санька, и пошел выполнять заданный ему урок.
Но не принес. Загоняли мелкими поручениями, а ближе к вечеру Дурной увидел, что какой-то казак принес Чалганке и еды, и питья — про пленницу все-таки не забывали. Почему-то это вызвало досаду. А потом… А потом так всё закрутилось, что стало не черных глаз и волос.
Хабаров нашел «воровской отряд».
За какой-то месяц или даже меньше поляковцы успели спуститься до самой гиляцкой земли (к нивхам), обложили их всех ясаком и отстроили острог! Нет, серьезно! Санька смотрел с берега на еще истекающую свежей смолой крепость и не мог поверить, что несколько недель назад здесь было дикое место. «Иуды» возвели стены из тарас — таких узких и длинных срубов. Тарасы внутри засыпались песком, землей и камнями. Это называлось «хрящ». Из таких забутованных ячеек, как в конструкторе, и собирали крепость. Стены, правда, у бунтовщиков были невысокие, но по углам даже несколько башенок стояло.
— По-любому, они там на голой земле спят, — усмехнулся сам себе Известь. — Зато укрепления отстроили.
И ведь не зря. Потому что Хабаров, завидя, наконец, «иуд», из-за которых потерял почти два месяца, так побагровел от ярости, что Саньке боязно стало за его здоровье.
«Эх, Ерофей Павлович, знал бы ты, сколько еще потеряешь! — про себя усмехнулся беглец из будущего. — И не только время…»
Нет, не зря поляковцы все силы бросили на острог. Иначе буйствующий Хабаров просто разорвал бы их на части. Но он и на стены не посмотрел! Едва пристав к берегу, приказной вывалился наземь и, как был, с багровым лицом пошел под стены! Свита атамана кинулась за ним, как-то сам собой общий водоворот людей затянул с собой и найденыша.
— Воры! — грохотал Хабаров. — Вы что творите, сукины дети! Царя-батюшку обворовать схотели? А ну, покайтесь, покуда не поздно!
— Мы не воры! — зло проорали сверху, самого человека видно не было. — Мы люди служилые! И несем службу государеву: инородцев шертуем, ясак сбираем! Это ты, Ярко, долг свой позабыл заради личной поживы! Нас гладом морил, животы отымал!
Хабаров буквально задохнулся. Отчасти потому, что упреки «иуд» были справедливыми. Странная, конечно, возникла ситуация. Обиды поляковцкев были понятны и известны всем в войске: Хабаров с родней и ближниками наживался в походе, как только мог. И чтобы долг Францебекову выплатить, и чтобы себя обеспечить. Куча народу оказалась у него в должниках: кто меньше, кто больше. Вот последние и утекли. Проблема только в том, что Хабаров — приказной человек. И здесь, на Амуре его власть — от государя — высшая. А на святой Руси издревле повелось: у кого власть, тот и прав.
И прямо сейчас, на глазах у Саньки, этот священный принцип попирался. Хабарову нанесли практически религиозное оскорбление. И атаман это так оставить не желал. Проблема в том, что за стеной сидели более 130-ти человек, а у самого Хабарова оставалось две сотни с хвостиком. В поле-то он явно был сильнее, тем более, что в его распоряжении оставались все пушки и опытный пушкарь Онуфрий Кузнец. Но вот на стену лезть… Тут либо потери огромные будут, либо вообще можно ни с чем уйти. А самое главное не это. Пойдут ли казаки войной друг на друга? Многие из них знают друг друга много лет, кто по якутским, кто по енисейским делам. Почти все они не так давно бок о бок бились против богдойцев под Ачанским городком. Все-таки боевое братство…
Понятно, что у «воров» боевой дух ниже плинтуса. Но и в отряде Хабарова много сомневающихся. А если он отдаст приказ — и его не выполнят? Вот это будет крах. Здесь амурская земля, до ближайшего воеводы с тыщу верст, а до царя — вообще несчетно. Так что официальный титул не так много и стоит. Важнее личный авторитет. Терять его никак нельзя.
Глава 23
Санька смотрел на Хабарова и невольно жалел атамана. Больно в неудобную позу поставили его Поляков со товарищи. Жалел, правда, не сильно: беглец из будущего-то хорошо знал, чем всё закончится. Здесь, у «воровского» городка — полнейшим триумфом Ерофея Павловича. А вот потом — крахом и дыбою в подвалах кремлевских приказов. Вернее, по итогу-то всё закончится для самого Хабарова не так плохо: кроме долгов за ним никакой иной вины не найдут. Даже сделают сыном боярским. Но на Амур больше не пустят. И отсутствие такого сильного лидера скажется на итогах похода фатально.
«Вот и что мне делать с этим знанием? — мучил сам себя Санька, глядя на мечущегося по берегу Хабарова. — Вот даже если открою, даже если поверит… К чему это в итоге приведет? Возьмет Хабаров и перебьет всех зачинщиков. И что это убийство с его душой сделает? А как все казаки к такому отнесутся? И что устроят маньчжуры, пока русские тут от всей души истребляют друг друга?»
На миг парню стало страшно от того, какая разрушительная сила спрятана в его голове.
Жаль, что сила эта была весьма условна и мало помогла Саньке в ближайшем будущем. В этом ближайшем будущем Хабаров решил брать «иуд» измором.
