Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая
— Это ты, — мокрые пальцы Танюшки коснулись моих мокрых щёк. — Это правда-правда — ты.
Вот теперь я начал её целовать. Так пьют холодную воду, когда жарко — не замечая вкуса и количества выпитого, зная только, что с каждым глотком отступает сжигавшая всё существо жажда. На миг Танюшка замерла — и я с острой благодарностью понял, что она отвыкла целоваться, что никого-никого у неё не было за всё это неимоверно долгое время расставания. «А ведь она думала, что я погиб, — отчётливая мысль скользнула через моё сознание, — значит, собиралась прожить вот так всё, что ей осталось!» Но эта мысль сбилась и канула в никуда, потому что я ощутил язычок Тани у себя во рту… и сознание стремительно поехало, а я и не пытался включить тормоза…
…Солнце начинало клониться на закат. Поглядывая на меня, Танюшка с улыбкой шнуровала куртку.
— Ну ты отшатал, — не удержалась она от грубости. — Видно, что у тебя никого не было…
— Была, Тань, — я защёлкнул браслет часов и прямо взглянул на неё. — В том-то и дело, что была. Ты слушай, Тань… и решай…
…Танюшка дослушала всё до конца с совершенно спокойным лицом. Потом, когда я неловко замолк, она тихо сказала:
— Ну что ж… Хорошо, что ты мне это рассказал. Я пока помолчу, ладно? И ты ничего не говори. Пошли лучше к нашим…
…Танюшка бежала первой. Я шёл за ней, глядя в узкую спину, обтянутую меховой курткой, и по-прежнему был счастлив. Надулась немного, ну да это ведь ясно; ничего — успокоится, и всё будет хорошо, уж теперь-то всё будет хорошо! У меня на языке вертелись десятки вопросов, буквально распиравших изнутри, но я благоразумно помалкивал.
И, как выяснилось, оказался прав. Мы не прошли и двух километров, как Танюшка, чуть повернувшись, сказала:
— А у нас Наташка Мигачёва ушла.
— Как ушла? — опешил я. Танюшка дёрнула плечом:
— А вот так, ушла — и всё. Летом, даже не сказала — куда… Боже погиб, тоже летом… Да! Раде с Зоркой! Она его обломала знаешь как, а то ведь он в князья метил, даже с Вадимом дрался! Ну Джек ему потом ещё ума вложил…
— Джек? — переспросил я, и Танюшка, немного помолчав, сказала, отвечая на мой невысказанный вопрос:
— Олег, он очень хороший. Знаешь, он один не верил, что ты погиб. Или делал вид, что не верил, чтобы меня подбадривать… И ещё у нас новенькие есть, сам увидишь.
— Да, я гляжу — новостей впереди полно, — заметил я. — Опа!
Мы снова оказались на берегу, но на этот раз было видно, откуда поднимается дым — словно бы прямо из вершины холма. В какой-то сотне метров от нас сидел на льду рыбак, и я с замирающим сердцем понял, что узнаю его со спины — это был Олег Крыгин. Танюшка закричала, подпрыгивая на месте прямо с лыжами:
— Оле-ег! Олег! К нам Олег вернулся!!!
Крыгин обернулся. Брови поехали вверх, нижняя челюсть — вниз, и, упустив удочку, мой тёзка со всех ног рванулся, проваливаясь в снег и скользя по наледям, вверх по косогору, оставив на льду несколько крупных рыбин.
— Чувствую, нас ждёт тёплая встреча, — заметил я, осторожно спускаясь на лёд. Мы и до лунки не успели добраться — откуда-то, словно из-под земли, выметнулась галдящая толпа и лавиной покатилась в нашу сторону. Впереди бежал Вадим.
— Береги бока, — уже совершенно обычно, весело и ядовито, бросила Танюшка.
* * *Я не мог уснуть. Наверное, от жары. Смешно — последние три месяца я ночевал в снегу и вот теперь не получалось уснуть на топчане в почти настоящем доме, хотя устал я страшно. Вместо того, чтобы отдыхать, я лежал, заложив руки под голову и смотрел в огонь, пляшущий в очаге посреди жилища.
На этот раз пещеру найти не удалось, и моим друзьям пришлось потрудиться. Надо сказать, получилось неплохо. Они углубили, выровняли и выложили плетёнками естественный котлован на вершине прибрежного холлам, перекрыли его брёвнами и выложили сверху дёрном — получилась классическая большая полуземлянка, в центре которой сложили очаг. Получилось тёплое, просторное и надёжное жилище. Почти дом.
Мы легли всего полчаса назад, хотя было уже утро фактически — ночь напролёт шёл общий разговор. Сперва говорили все — точнее, орали все, потом рассказывал я, потом — все остальные вместе, потом — все остальные по очереди, потом снова рассказывал я, потому что за воплями не расслышали половину… Правая рука и плечи у меня болели — от пожатий и хлопков, и я толком не мог поверить, что всё-таки среди своих. К концу разговора я только и мечтал — лечь и уснуть.
И вот пожалуйста.
Я сел. Посмотрел на Танюшку, спящую рядом, легонько провёл ладонью по её волосам и услышал, как она вздохнула, не просыпаясь.
— Кажется, я и правда на месте, — прошептал я и, тихо спустившись с топчана, подсел к огню. Джек, подбрасывавший в огонь полешки, поднял на меня глаза:
— Не спится?
— Риторический вопрос это называется, — вздохнул я. И быстро спросил: — Не рад, что я вернулся?
— А это называется — глупый вопрос, — равнодушно отозвался Джек. — Не волнуйся, Олег. Я когда-то поклялся тебе. Этого достаточно. Можешь мне поверить — твоему возвращению рады все.
Я кивнул и, обернувшись вполоборота, начал по кругу осматривать спящих мальчишек и девчонок, задерживая взгляд на «новеньких», с которыми так ещё и не познакомился толком, но кое-что уже узнал про них.
Лёнька и Лидка Смагины. Близнецы, им по четырнадцать лет, и они правда «новенькие», совсем. Русоволосые, сероглазые, высокие, худощавые, очень похожие. Им, пожалуй, повезло больше, чем их оригиналам, потому что они попали сюда из московского подпольного публичного дома… Да-а, что-то совсем неладненько на исторической родине…
Линде Скольвен. Пятнадцатилетняя датчанка, ставшая уже здесь девчонкой Видова. Типичнейшая северянка, пришедшая в отряд вместе с Яном Франтой, своим ровесником-поляком. До этого они были в одном отряде, разбитом неграми в Швейцарии.
Димка Юрасов, четырнадцатилетний русский мальчишка, друг Фергюса, прибившийся к нашим ещё на Кавказе, пока искали меня…
Итого — пятнадцать парней, десять девчонок…
— Я не спросил, где наш «Большой Секрет»-то? — спохватился я. В самом деле — забыл поинтересоваться… Джек улыбнулся:
— Отстаивается у Лаури в Гибралтаре… Да, Тиль пропал.
— Как?! — вскрикнул я. Джек вздохнул:
— Да так… Поплыл куда-то в Америку — и с концами… Да ничего, может, ещё вернётся…
— Может быть, — вздохнул я. Джек помолчал и, снова — низачем — бросив в огонь полено, сказал:
— Ещё кое-что. серёжка Земцов обосновался в двух неделях пути к северу от нас.
— Сергей?! — снова вскрикнул я. Джек наклонил голову: