Патриция Селайнен - Отступник
Гандер смутился, как пойманный за руку воришка.
— Сила привычки. Иногда бывает трудно удержаться. Тебе ведь тоже хотелось всадить лезвие по самую рукоятку? Хмель схватки ударяет в голову.
Конан смерил его задумчивым взглядом. Похоже пришло время кое-что выяснить. Симплициус растерян и может проговориться. Киммериец нагнулся, поднял оружие и стал разглядывать ажурный эфес и голубоватый гибкий клинок.
— Прекрасная работа… Твоя?
Чародей кивнул, явно радуясь перемене темы. Однако следующий вопрос гостя испортил ему настроение.
— На острове есть чудовища?
— Чудовища? — Удивление Симплициуса выглядело наигранным.
— Волосатые твари. Я видел их дважды.
— Что бы это могло быть? Ума не приложу.
Конан нахмурился. Врет, и весьма неискусно.
— Ты кого-то боишься? — наседал киммериец.
— Кого мне бояться? Пойдем лучше промочим глотку. Ты меня загонял. А потом я покажу тебе свои диковины.
В укромном покое и вправду хранилось множество необычных вещиц. Первым на суд гостю было явлено оружие. Жадный огонек, разгоравшийся в глазах Конана, побуждал гордого обладателя сокровищ извлекать из резного ларя все новые и новые мечи, палаши и кинжалы.
— Иранистанская? — скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил киммериец, разглядывая кривую саблю.
Хозяин покачал головой.
— Но ведь это булат. Посмотри на разводы! Такие клинки делают только там.
— Ну почему же…
— Неужели твоя работа?
Симплициус кивнул, не тая самодовольства.
— Разве тайну булата не берегут пуще гарема? Еще один беглый чудодей, вроде того стигийца? Ему — кошель, тебе — секрет?
Гандер не на шутку оскорбился:
— Я сам проник в тайну булата. Я чувствую металл. А как тебе вот это? — Он протянул Конану изящные ножны из кожи. Травянисто-зеленый фон испещряли мелкие кружки цвета слоновой кости. — Сделано из шкуры акулы. Конан недоверчиво хмыкнул:
— Зеленая акула? И шкура у них вся в шипах, а эта гладкая.
— В том-то и прелесть. Узор на коже — следы спиленных шипов. Выделанную кожу протравили и окрасили. Выдумка кхитайцев. Потрогай рукоятку! Остатки шипов слегка выступают, чтобы кожа была шероховатой и не скользила в руке.
Киммериец погладил ножны, коснулся рукоятки.
— Акулы — жуткие твари. Рвут добычу на части. Откусывают ноги, руки… — Он поднял глаза на Симплициуса. — Ты узнал, кто изувечил твоего слугу?
Колдун отвел взгляд.
— Он пришел в себя, но ничего не вспомнил. А тот, кто привел его, не видел, как все случилось. Прибежал позднее.
— Так на острове нет хищников?
— Дались тебе эти звери… Лучше взгляни на это! — Симплициус достал из шкатулки деревянную фигурку вендийского брахмана — длинное одеяние, бритая голова, одна рука вытянута вперед. Фигурка была насажена на тонкий стержень и свободно вращалась на нем. — Крутани ее!
Конан подтолкнул фигурку. Два-три оборота — и она застыла. Рука деревянного брахмана указывала в угол покоя.
— Попробуй еще раз!
Фигурка снова пришла в движение, пару раз обернулась вокруг оси. Указующий перст снова целил в угол.
— Колдовство?
— Внутрь вделан небольшой кусочек магического металла. Он обладает таинственной властью над железом, притягивает его. Вендийцы рассказывают, что один брахман взял с собой в путешествие посох с железным наконечником. Он направлялся к Гимелианским горам, туда, где обитают в пещерах отшельники, служители Асуры. И когда старец всходил на холм, его жезл, если верить легенде, сам собой вошел в землю. С тех пор вендийцы научились использовать этот дар богов. Их врачеватели с его помощью вытягивают наконечники стрел из ран.
— А эта игрушка?
— Рука брахмана всегда указывает на юг. Не спрашивай почему — я и сам не ведаю. Фигурку укрепляют на колеснице. Она помогает воинам-кшатриям находить дорогу в дальних походах. Да, вендийцы хитроумны, — проговорил с восхищением Симплициус, возвращая фигурку в шкатулку.
— Еще как, — согласился Конан, наблюдая за тем, как гандер заботливо оборачивает оружие в тонкую промасленную кожу и укладывает в ларь. — В Шадизаре я знавал одного вора из Айодхьи. Это у них было семейное ремесло. Передавалось от отца к сыну. Они приручали огромных ящериц. Тварь обвязывали веревкой. Та взбежит по стене и на крышу. Вцепится — не оторвешь. Дальше дело нехитрое: полезай по веревке в окно и бери, что душа пожелает.
Колдун бросил опасливый взгляд на варвара, потом — на сундук. Конан расхохотался и покачал головой:
— Это дело прошлое. Спи спокойно.
— Я и так сплю спокойно, — буркнул гандер.
— Навряд ли. Ты вздрагиваешь, косишься на углы. У тебя есть враги?
— Вздор, — отрезал Симплициус, — Ты чересчур подозрителен и везде ищешь подвох.
Резкий отпор только утвердил Конан в убеждении, что собеседник лжет. На благословенном острове, обласканном богами, явно творилось что-то странное. И киммериец готов был побиться об заклад, что гандеру это доподлинно известно, но увертливый и скользкий, как змея, владыка благоуханных кущ скорее язык себе откусит, чем вымолвит хоть слово правды. Конан нашел два одинаково убедительных объяснения его яростному нежеланию говорить о существах, которые бродили по лесу в опасной близости к усадьбе. Или эти твари были созданиями зловещего колдовского искусства Симплициуса в той же мере, что и его молчаливые слуги, или их сотворил кто-то другой, и этот другой держит гандера в постоянном страхе.
Как ни коротка оказалась встреча с чудовищем на пустынном берегу, она зародила впечатление, что существует связь между ним и диковинной челядью Симплициуса. Это впечатление не имело под собой никаких разумных резонов и основывалось на таком зыбком и неубедительном доказательстве, как взгляд. В красных гноящихся глазках зверочеловека читалось то же страдание, какое иногда проступало из-за зеркальной неподвижности взора слуг.
Было и еще кое-что. Во время своих скитаний Конан повидал предостаточно всякой нечисти: волков-оборотней, живых мертвецов, вампиров, змеелюдей, кутрубов. Она помнил то чувство гадливости, почти непереносимой, которую вызывали в нем Слуги Тьмы. Однако варвар не испытывал ничего подобного вблизи обитателей острова.
В топи смрадной скрыто Зло,Ткет тугую паутину.Все вокруг заволокло,Манит жертвы в гниль и тину.Но конец его грядет.Неминуемо отмщенье.Содрогнется зыбь болотИ растает наважденье.
Легенда о Болотной Твари
Глава девятая