Патриция Селайнен - Отступник
Пьяный запах кружил голову, искушал прилечь на траву и дать отдых телу. Конана и так разморило от обильной пищи, вина и жары, а теперь он засыпал на ходу, убаюканный сонным жужжанием пчел, которые хлопотали над цветами. Рассудив, что не будет большой беды, если он вздремнет немного, варвар растянулся на траве. Ветки, отягощенные пурпуром, клонились к его лицу, как будто дерево изнемогало от гибельной сладости собственного аромата. По телу Конана разлилась истома. Ему грезилось, что не пунцовые лепестки касаются лица, а нежные губы. Они ласкают лоб, сомкнутые веки, скользят по щеке, осыпают поцелуями края рта. Он узнал пьянящий вкус этих губ, влажных и по-детски припухлых. Облако черных волос окутало его лицо и отгородило от мира. Конан задохнулся от наслаждения, ощутив близость жаркого гибкого тела, но не торопился заключить его в объятия. Ему хотелось растянуть до бесконечности каждый миг, продлить упоительную пытку. Он жаждал наказать Белит за то, что она покинула его и заставила испытать самый мучительный страх — страх за того, кто слишком близко подобрался к сердцу и заслонил собой все остальное.
И вдруг Конан почувствовал, что снова теряет Белит. Что-то вторглось между ними. Варвар вздрогнул всем телом и задохнулся, как будто его накрыла с головой ледяная волна. Хватая ртом воздух, киммериец вскочил с травяного ложа. Никого кругом… Он один в этом сонном мирке. Все было наваждением. Проклятье! Поднести к губам кубок и увидеть, что он пуст. Всему виной душный сладкий аромат цветов, напоминающий запах волос Белит. Прочь отсюда! Довольно видений и глупых грез…
Еще долго берег, вдоль которого плыл челнок, оставался голым и неприветливым. Но вот на верхушках скал стали появляться одинокие деревья, затем — целые рощицы. Острые уступы сменились пологими склонами, плавно стекавшими к воде. Здесь гораздо чаще попадались подводные камни и отмели. Конан должен был сосредоточить все внимание на управлении лодкой и лишь изредка посматривал на берег. Пару раз ему казалось, что сквозь шум прибоя прорываются характерный шорох и стук, с которым оползает по склону каменная осыпь, потревоженная чьим-то вторжением. Киммериец вскидывал голову и обшаривал глазами скалы, но взгляд его натыкался только на стволы сосен. И все-таки чутье подсказывало Конану, что кто-то прячется неподалеку и следит за ним. Кто бы это мог быть? Любопытный зверь? Слуга, посланный тендером приглядывать за гостем? Или волосатая тварь, бродившая ночью в лесу? Варвар решил подстеречь осторожного соглядатая, и вскоре ему представился удобный случай: впереди над водой низко нависал каменный карниз.
Стараясь грести как можно бесшумнее, Конан направил лодку под широкий выступ и затаился. Он рассчитывал, что следящий за ним, потеряв челнок из виду, забеспокоится и допустит оплошность, обнаружит себя. Хитрость киммерийца сработала. После недолгого ожидания он уловил шорох, затем сопение и тихий утробный рык. Неизвестное существо возилось прямо над ним. Киммериец задрал голову и замер: на него смотрели, не мигая, горящие глаза с кровавыми белками. Очевидно, преследователь учуял человека, распластался на краю утеса и свесил вниз безобразную голову, чтобы разглядеть, где прячется добыча. Тяжелые надбровные дуги сходились у короткой плоской переносицы, которая заканчивалась черными дырами вывернутых ноздрей. Концы огромного безгубого рта терялись в густой красновато-бурой шерсти, покрывавшей всю голову, за исключением небольшого участка коричневой морщинистой кожи возле глубоко утопленных глаз и носа.
— Эй, красавчик! Спускайся! — издевательски выкрикнул Конан, и гулкое эхо многократно повторило насмешливый зов.
Голова исчезла. Конан выгреб на открытое место и положил весло на колени. Почему-то он был уверен, что волосатый понял его и не замедлит явиться. Киммериец взвесил в руках весло. Слишком легкое, чтобы нанести серьезные увечья, но, если изловчиться, им, пожалуй, можно оглушить мохнатую тварь.
На берегу показалась грузная темная фигура. Человек и тварь застыли, изучая друг друга. Конан гадал, что за существо стоит перед ним. Густая шерсть, кривые желтые когти могли принадлежать только зверю, но манера передвигаться, явная осмысленность взгляда и еще что-то неуловимое, не поддающееся описанию заставляло и усомниться в этом.
Неожиданно чудовище запрокинуло голову, и долгий протяжный вой огласил пустынный берег. Потом маленькие глазки с тоской уставились на человека, как будто молили о чем-то. Волосатая лапа опустилась на грудь, туда, где бьется сердце, потом потянулась к Конану. Из пасти вырвалось мычание, потом рев. Косматая голова замоталась из стороны в сторону, как будто тварь терзалась невыносимой болью.
— Эй, чего надо?! — снова крикнул киммериец.
К его удивлению, страшилище повернулось и медленно побрело к лесу.
— Кром, чего же хотела эта образина? — обратился неизвестно к кому варвар.
Если волосатый охотился за ним, почему не напал? Испугался воды? Вряд ли. Здесь у берега совсем мелко. И что выражало это движение косматой лапы? «Я такой же, как ты» или «Жаль, что не удалось тебя сожрать»? Похоже, урод о чем-то просил. Может, сойти на берег и догнать его? А как же поиски? Солнце уже низко.
Конан снова взялся за весло, мучась ощущением, что встреча с тварью вплотную подвела его к какой-то мрачной тайне. Теперь эта тайна отбрасывала черную тень и на судьбу киммерийца.
Лес подступил уже к самой полосе прибоя. Варвар достиг того места, где мутные потоки, берущие начало в озере, которое он сумел разглядеть с вершины горы, впадали в океан. Между устьями речушек поднимались из вязкого ила уродливые коленчатые корни деревьев. От каждого ствола отходило в разные стороны с дюжину таких подпорок, похожих на паучьи лапы. Между ними сновали крабы и какие-то юркие насекомые. Нечего было и думать о том, чтобы высадиться на топкий берег, да и смысла в этом не было никакого: зеленые дебри выглядели так, словно здесь никогда не ступала нога человека. Чем дольше Конан обозревал унылые заросли мангров, тем сильнее становилась уверенность, что из всех, кто плыл на «Тигрице», лишь он один нашел приют на острове волшебника.
Сразу видно, эту душуНеотступно гложет страх.Ужас просится наружу,Так и плещется в очах.
Сказание о мытарствах одинокой души
Глава восьмая
В тот вечер Конан выказал себя не самым приятным сотрапезником. Хотя он мысленно повторял, что заранее предвидел исход поисков и ни на что не надеялся, это была неправда. Как и всякий человек, он ждал чуда вопреки доводам рассудка и теперь чувствовал обиду и разочарование, а потому молча поглощал все, что ставили перед ним, не разбирая вкуса и не испытывая удовольствия от еды.
