Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер
Ливий же, похоже, невзлюбил его с первых мгновений.
Я присел, поморщившись от боли в плече – прострел сохранился пульсацией.
Плиний смотрел с улыбкой на оппозиционера Ливия, который не торопился вестись на спектакль. Я подёргал того за тогу, взглядом призывая не спорить с дурным путником. Он будет полезен нам как проводник, я не торопился ссориться.
Ливий не смог мне противиться. Его отвращение выдала лишь дёрнувшаяся верхняя губа. Он сел, скрестив ноги, а я полулёжа устроился рядом, снимая всякое напряжение с левого плеча.
Дятел считал мысленный сигнал хозяина и слетел с плеча, устроившись на ветке. Плиний Илларион Клавдий втянул воздух и расставил ладони. Наконец он запел:
Среди деревьев, в тени дубов могучих,
Звучали песни звонкой лиры,
И лазы танцевали обнажённы, и мы с ними,
сильваны шальны и клыкасты,
Великие боги, чьи взоры лучисты, могучи,
Смотрят свысока на землю, где мы
Собрались, чтоб определить судьбу двоих.
Плиний изменился в лице, сделавшись каменным, как древний идол. Глядя исподлобья страшными глазами, подчёркнутыми белками, он поднёс ко лбу обращённые к нам ладони. Он сделал их похожими на рога и продолжил пение, лишь на полутон снизив голос:
Но в сердце нашем таится тревога,
Царство в смятении, и страх не уходит.
Жрец, что в танце свяыщенном обряд совершает
(пляску недаром на агоналиях исполняют),
Должен быть стойким, как лев, и мудрым, как змей.
Он агон! Агон, наш борец, «агоне» его – «порази» означает.
Мне нравилось. Хорошо пел. Я никогда прежде подобных спектаклей не видел и был поражён. Ливий радости от увеселения не разделял и сидел мрачнее тучи.
Он, как утренняя звезда, что выведет из тьмы,
Обнажив оружие своё, жрец зарубит этрусскую свинью
И кровью путь народу римскому проложит, сопровождаемый
Тремя отцами.
«Янус, Термин и Меркурий, – вспомнил я свой путь сюда. – Один бог начал мой путь, второй помог пересечь границу, а третий сопровождает».
Иллирийский чудила – авгур? Прочёл по полёту дятлов нашу историю?
Плиний спустился с камня и вальяжно прошагал до нас. Он опустился на корточки и пристально заглянул каждому в глаза. Вместе с тем чётко и зычно пропел:
Но коли жрец покинет сакральный круг,
Уйдёт со щитом и похитит римского царя, то беда себя
долго ждать не заставит.
Ведь даже дитю это известно: ежели жрец уйдёт со щитом,
То царь его возвратится лишь на щите.
Меня пронзило. Напугало, я даже погладил анкил в неуверенности: стоило ли его брать? Я мог лишь кидать растерянные взгляды то на Плиния, то на Ливия, которого я «похитил» из Рима. Между тем последний оказался смышлёным и, поднявшись, раскритиковал:
– Чушь. – Ливий прошипел фразу подобно гадюке. – От и до. Ересь.
Плиния дерзость не смутила: он вытянулся сам и вызволил из кармана щёпоть чего-то, напоминавшего зерно. Посыпав свою макушку, спрятал руки в длинные рукава и дождался, когда дятел спикирует с ветки на голову. Он принялся выклёвывать из рыжих волос пшено, лохматя шевелюру и отрывая бусины.
– Сказка есть фантасмагория, мальчик. Я не предупреждал? Моя история – фантазия и иллюзия. То ли дело – ваша.
– Пудришь нам мозги, – хмыкнул я, решив всё-таки занять циничную сторону Ливия. С тяжёлым выдохом я встал и сотряс ладонью воздух. – Мы ищем кое-кого. Ты не из здешних краёв, так что вряд ли нам поможешь.
– Опрометчиво. – Плиний улыбался, пока дятел агрессивно колотил его по макушке. Кончик чёрного клювика обагрился, и меня замутило от увиденного. – Я ведь пират, милые юноши, и смогу проводить вас за Океан. За Край Мира, куда лежит, смею предположить, ваша душа.
– Нет, нам пока за Край Мира не надо, – поспорил я.
– Не томи же, я ведь начну читать мысли. – Плиний засмеялся, потрясая рукой. – Шучу-шучу.
Дятел клевал его череп – сумасброд, но я не стал прерывать его странную игру с птицей. Птицей, которая способна пробить дыру в дереве.
– Наша знакомая весталка…
Плиний согнал дятла и прервал мои слова. Со взъерошенными кровавыми волосами и безумными обведенными глазами он смотрелся жутко.
– Атилия?..
«Она предложила встретиться у Авентинского холма – имела ли она в виду лесного отшельника, когда говорила о знакомом?»
«Не очень-то мне хочется к нему, но…»
– Да. Мы её повстречали. – Я взглядом поискал у Ливия поддержки.
– Она сказала, что знает кого-то, кто может нам помочь… в магическом деле, – витиевато добавил тот. – Она говорила про тебя?
– А где, где моя девочка? – Плиний осмотрелся, как будто мы могли бы спрятать Атилию неподалёку.
– Она погибла, – ответил Ливий, отведя взор.
– Её убили, – поправил я.
У Плиния Иллариона Клавдия из глаза выкатилась хрустальная слеза. Его необычайно белое лицо обратилось гипсовым оттиском посмертной маски. Я не знал, как утешить друга – друга ли? – покойной Атилии. Дятел вцепился в плечо Плиния и стукнулся головкой в шею хозяину. Ластясь, дятел посмотрел на нас – и мне показалось, он видел нас насквозь.
С пустыми очами Плиний вымолвил:
– Она страдала перед кончиной?
– Не более, чем при жизни, – ответил Ливий. – Изверг мёртв, уверяем тебя.
– Дважды. Теперь наверняка.
Ливий стрельнул взглядом, а я развёл руками: правду ведь сказал, чего он распсиховался?
Плиний сморгнул слезу и сообщил нам, что мы можем укрыться в роще, но нам нужно было не это. Я попытался поспорить, хотя и не спешил доверять чужаку. Плиний настоял и сказал, что знает о «временно́й яме».
Охваченный волнением, я сомкнул кулаки и кинул уходящему Плинию в спину:
– Весть о том, что в Риме застыло время, просочилась за пределы померия?
Он удалялся, и резные по краям полы его накидки чернели, как дятловы крылья, раскрытые в полёте. Шагал – неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кем приходящийся Атилии, – но мы доверились ему, потому что не видели иного выхода. Плиний будто парил, не оставляя следов на мхе. Когда я разуверился в его поддержке, он остановился и воздел ладони к небу. Ощутимо потемнело.
– Нет, юноша. Мне рассказал Эгида. И да, он – самец. Я придаю большое значение именам, знаете ли. – Дятел спикировал Плинию на голову; тот поднял глаза, намекая на птицу. Птица Эгида? Что за тип этот Плиний… – Но, вижу, вас ждёт далёкий путь. На кого оставить
