Когда луна окрасится в алый - Анна Кей
Генко внимательно посмотрела на старика, а после обреченно выдохнула короткое:
– Как пожелаешь.
– Что вы намерены делать с полученной информацией? – выждав некоторое время, поинтересовался Йосинори.
– Мне нужно поговорить с некоторыми знакомыми, им может быть известно больше, – расплывчато ответила Генко. – Сама я вряд ли что-то сделаю, но они помогут в случае необходимости.
Ничего конкретного кицунэ не сказала, но слова ее, произнесенные твердым голосом, внушали уважение и некую уверенность, что с произошедшим все же будут разбираться.
Дальше разговор не пошел. Вскоре Оота откланялся, сославшись на дела в храме, и заверил, что Йосинори и Генко могут остаться в его доме, если того пожелают. Учитывая, что кицунэ не сдвинулась с места, когда каннуси покидал их, выходило, что она довольно часто оставалась здесь без присутствия хозяина. Что было одновременно и неуместно, и явно слишком уж свойственно лисе.
– Я не хотел бы показаться навязчивым и грубым… – Йосинори терпеливо подождал, когда Генко прекратит рассматривать чайник и обратит на него внимание. – Но за что вас так сильно ненавидит Сиракава?
– Тебе еще не рассказали? – неожиданно усмехнулась Генко, вскинув бровь.
– Я слышал, что вы убили нескольких местных, но для всего должна быть причина, разве нет?
– Так тебе все же нужно знать, из-за чего я убила людей, а не почему местные меня недолюбливают. Задавай вопросы правильно, иначе они могут обернуться против тебя.
Это было весьма мудрым замечанием. Не то чтобы Йосинори этого не знал, но мягкий укор Генко неприятно кольнул и заставил испытать неловкость.
– Это была месть.
– Прошу прощения? – Ему показалось, что он ослышался. Что могли сотворить люди, чтобы вызвать такой гнев?
– Я отомстила, – повторила Генко, аккуратно сложив руки на коленях и прямо глядя на собеседника, будто собиралась внимательно следить за его реакцией на свои слова. – Моя история с этой деревней началась намного раньше, чем я убила местных. Фактически я родилась здесь. И здесь же однажды влюбилась, как бы странно это ни звучало. Он был одним из сиракавцев. Деревня тогда только строилась. Он был простым, красивым, но главное – добрым. И ему было плевать на то, что я кицунэ.
– Он предал вас? – спросил Йосинори, но Генко только негромко и грустно рассмеялась и покачала головой.
– Наоборот – он жаждал оставаться со мной до конца. И это не понравилось людям. Они предупредили его, что от меня стоит держаться подальше, что своими действиями он отвлекает меня от возложенных богиней обязанностей, что эта связь лишь причинит ему боль. Нам же было все равно. А потом одна мико сказала деревенским, что наши отношения прокляты. Что на самом деле я обманула его – соблазнила и совратила. Что он приносит в деревню несчастья каждый раз, когда возвращается после встречи со мной. Я до сих пор не знаю, почему она так решила.
– Они… – Йосинори потрясенно смотрел на Генко, не в силах продолжить вопрос, но она только коротко кивнула:
– Да. Они убили его, пока меня не было. Напали, когда он вновь отказался прекратить наши встречи. Очевидно, сначала деревенские хотели просто поколотить его, но потом что-то изменилось, и в итоге они его убили. И мико это одобрила. Его тело решили скинуть в реку, словно даже в посмертии хотели его наказать.
Генко крепко сжала зубы, и Йосинори мог поклясться, что слышал, как они скрипнули. Старая обида и боль дали о себе знать, пробиваясь наружу: плечи Генко стали напряженными, а тело – скованным.
– Я забыла многое, но день, когда узнала о произошедшем, помню отлично. Я вернулась в Сиракаву лишь спустя месяц после его смерти. Инари-сама в тот год была особенно благосклонной к людям, урожаи выдались хорошими, и мацури проводили часто и много, чтобы в должной степени отблагодарить богиню. Потому мое отсутствие и затянулось. В Сиракаве тоже устроили праздник: каннуси хорошо постарался, мико танцевали, люди радовались, а я думала только о том, что нигде не вижу его. А ближе к вечеру мне рассказали о произошедшем. Какой-то парень, его близкий друг, поведал мне, что случилось. Еще никогда я так не злилась. Ни до, ни после того дня. Я нашла их всех. Каждого. И последней была та самая мико. Она уверяла меня, что ей открылась воля богов, что мы приносили беду в деревню, что мой возлюбленный звал болезни в их дома. И что своими действиями я только подтверждала открывшееся ей откровение.
– Как будто вы могли остаться в стороне после произошедшего. – Йосинори понимающе кивнул. Сам он не мог с уверенностью сказать, как поступил бы на месте Генко, но в целом понимал ее. Люди мстили и за меньшее. Так стоило ли осуждать кицунэ?
Она улыбнулась, опустив взгляд на свои руки – уже человеческие и здоровые, без когтей и ран от осколков пиалы. Вот только улыбка была едва заметной и грустной, а оттого пережитая ею некогда боль ощущалась особенно сильно.
– Инари-сама разгневалась. Я должна была оберегать людей, а не убивать их, так что в итоге она забрала дарованную мне благодать, лишила возможности чувствовать всех богов, а только тех, что находились поблизости, и наказала жить около этой деревни и защищать ее. Покаяние за совершенную ошибку. Первое десятилетие я злилась. Так сильно, что едва не начала ненавидеть свою богиню, да и отношение деревенских не помогало. Потом стало легче. Не скажу, что сразу, но постепенно я смогла смириться с произошедшим. На это ушли годы, но в итоге – вот она я, помогаю потомкам тех, кто когда-то разрушил мою жизнь, и только сейчас узнала, что их ненависть ко мне не отголоски прошлого, а чье-то проклятие.
– Мне жаль, – искренне произнес Йосинори, но Генко покачала головой.
– Всё было настолько давно, что не стоит и вспоминать. Лучше сосредоточимся на настоящем и попробуем решить проблему с тем, что боги исчезают. Это куда важнее.
– Так и быть, – кивнул Йосинори. – Я намерен отправиться в столицу на несколько дней, попробую узнать у каннуси, известно ли им что-то о происходящем.
– Я поговорю с божественными посланниками. Странно, что никто еще не обратил на это внимания. После все обсудим.
Йосинори поклонился в знак благодарности. Его отношения с Генко строились на взаимопомощи, и пусть часто такая основа была хрупкой и ненадежной, сейчас она казалась весьма прочным фундаментом для зарождения будущей дружбы.
– Прошу прощения, но можно еще вопрос?
– Конечно, задавай, – мягко ответила Генко, очевидно расслабившись. Может, воспоминания и принесли ей боль, но в то же время и помогли успокоиться.
– Мико, которая подговорила деревенских, посчитала, что во всем виновны вы. Я в какой-то степени ее понимаю. Разве кицунэ по своей натуре не… – Йосинори замолчал, не зная, как продолжить.
– На самом деле так и есть. Но соблазнять мужчин – это не единственное, на что мы способны. – Генко рассмеялась, но не зло, а скорее по-доброму, словно ее это действительно забавляло. – Ты прав: по своей натуре кицунэ – соблазнительницы, но делают это зачастую для того, чтобы питаться. Ты ведь знаешь про инь-ян? Если все упростить, то инь – это женское начало и тьма, а ян – мужское начало и свет.
– Каждый оммёдзи изучает это, так что, кажется, я понимаю, к чему вы ведете, – задумчиво кивнул Йосинори. – Как и у любого создания иного мира, у кицунэ нехватка энергии ян?
– Именно. И большинство моих сестер предпочитает плотские утехи: полученной от этого энергии ян достаточно для комфортной жизни. Другие же любят более кровавые способы. Это свойственно скорее чосонским и ханьским лисицам. В конце концов, мир людей наполнен силой жизни и света. И если ками соблюдают баланс, то большинство демонов, ёкаев и духов живут со своей тьмой без возможности увидеть свет людей. И поверь, больше всего они жаждут хотя бы раз почувствовать себя живыми. А потому и нападают на людей. Так что не удивительно, что сейчас эти случаи участились.
– Что вы хотите этим сказать?
– Война, что устроили люди, по сути своей зло, тьма и смерть. Инь сейчас сильна, ян в упадке. Вот демонов и стало больше. И все они хотят есть.
Йосинори молчал, обдумывая услышанное. Он и сам давно пришел к таким выводам, но подтверждение от жительницы другой стороны мира укрепило его мысли. Подстегиваемый любопытством, Йосинори все же начал нерешительно и неуверенно:
– А вы…
Генко спрятала руки в рукавах кимоно и, поняв, к чему клонит Йосинори, заливисто рассмеялась:
– О ками! Нет, я не питаюсь от мужчин и не жажду, чтобы они грели мне постель. Пусть я больше не получаю благодать Инари-сама, сил, что остались во мне от богини, достаточно.
Это успокоило Йосинори, плечи его опустились, сковывающее их напряжение ушло. А Генко снова засмеялась, но на этот раз тише.
– У тебя есть поразительный дар усмирять мои тревоги, благодарю. – Она поклонилась
