Анима. Весь цикл в одном томе - Екатерина Соболь
– Ты сама знаешь как. Я же говорила: ты волшебница ничуть не хуже меня.
– Даже немного лучше, – встряла Тень, и мама ласково засмеялась. – Серьезно, Гвендолин. Ты моя племянница и, надеюсь, не настолько тупая, чтобы не справиться с простой задачей. – Тень глубоко вдохнула, и ее лицо полностью залил серебряный свет. – Ох, какая это была интересная жизнь. Но очень, очень долгая. Пора бы и отдохнуть, а?
– Да, – сказала мама. Сияние сделало ее лицо таким же нечетким, как у сестры, и теперь их невозможно было различить. – Ты же помнишь, как меня зовут, да?
– Конечно, – очень тихо ответила Тень. – Назови мое имя, и я назову твое.
Они качнулись друг к другу, соприкоснулись лбами и одновременно что-то шепнули. А потом закрыли глаза, и серебро вспыхнуло так ярко, что Гвен зажмурилась.
Когда она открыла глаза, никого рядом не было, только серебряные искры кружились в воздухе и медленно оседали на землю. Над островом вышло солнце – его перестала закрывать тень, и дети зажмурились. В этом свете особенно хорошо стало видно, как вода катится по улицам, пропитывает ткань одежды, поднимается выше, до пояса. Гвен встала и, с трудом передвигая в воде ноги, пошла к остальным. По голеням то и дело били камешки, которые несло потоком. Земля снова начала мелко, часто дрожать.
Ульвин завороженно таращился на залитый водой и светом остров из-под ее воротника, и Гвен заплакала, сама не зная, от грусти по маме или от радости, потому что она и правда догадалась, как всех спасти. Нужно просто сделать то, что она делала в Селении много-много раз: утешить всех без всякой магии. Настало время для маленького, самого последнего чуда.
– Меня зовут Гвендолин, – хрипло сказала она.
И со всей силой своей грусти и радости пожелала, чтобы ее поняли все, даже Ястребы. Когда говорила Тень, ее ведь все понимали, – похоже, она общалась на каком-то своем языке, языке печали, который ясен каждому.
– Я дочь волшебницы, но я все еще ничего не могу сделать, чтобы остров не тонул. – Дети заплакали громче, и она тут же прибавила: – Но вы можете. Волшебство – в вас, и вам не нужен волшебник, который всех спасет. Вас оставили тут, как что-то ненужное, но это не так. Вы все разные, и вы все – особенные. И даже если вас не любят родители, вы сами можете любить кого хотите: их, или кого-то еще, или себя. Вы этого заслуживаете. Так что просто возьмите всю свою радость, и грусть, и надежду, и ярость и постарайтесь изо всех сил захотеть отсюда убраться. Желания достаточно. А я воображу место, куда нам надо попасть. Это я умею, можете мне поверить.
Ее голос был громким и ясным, его, наверное, услышали во всех концах острова, даже если кто-то не успел сюда добежать. Маленькие Ястребы, кажется, тоже ее поняли, во всяком случае, смотрели так, будто понимают.
Гвен обвела всех спокойным взглядом, и дети послушно закрыли глаза, стоя по грудь в воде. Внутри острова что-то глухо дрогнуло, и он ухнул вниз, под собственной тяжестью опускаясь на дно. Вода вдруг оказалась повсюду, но Гвен не отвлекалась, она изо всех сил воображала место, куда хочет попасть, а остальное дети сделали сами, она просто задала направление. Серебристый свет пропитал воду, в которой все они оказались, и Гвен почувствовала, что растворяется, тает. Волшебство было приятным и убаюкивающим, как сон.
Когда она открыла глаза, все они лежали на дальнем просторном берегу озера – том самом, где они с Ульвином когда-то остановились попить воды. Отсюда Гвен в первый раз увидела город и теперь выбрала именно это место, чтобы не напугать детей: тут было мирно и безопасно, никаких взрослых – только любовнобольные, которые сразу начали успокаивать не только своих, но и чужих детей.
– Ты как? – хрипло спросила Гвен, заглянув под шубу.
– Хорошо, – нетвердо ответил Ульвин, изо всех сил прижимаясь к ней, и выплюнул воду. – Мы уже дома?
Гвен кивнула. Все теснились на берегу, изумленно вертя головами, и уже окончательно смешались в одну большую толпу. На нее саму смотрели так, что Гвен почувствовала гордость: вот что значит быть волшебником. Это когда люди радуются, отыскав тебя взглядом.
– Им нужны дома, еда и теплая одежда. Похоже, мы вернулись к тому, с чего начинали, – пробормотала Гвен, изо всех сил стараясь думать о чем угодно, только не о маме.
– Ты права, маленькая волшебница, – сказал голосок снизу.
Гвен посмотрела вниз и увидела лесовика, – только очень маленького, в два раза меньше своего прежнего роста.
– Что с тобой? – растерялась она.
– Магии больше нет. – Он грустно улыбнулся. – А значит, мы тоже уходим. Каждый из нас обратится в свою стихию.
– Извините, – простонала Гвен.
– Ничего страшного. Это даже утешительно – стать снегопадом, и шумом веток, и цветением. Наконец отдохнуть и быть свободными от людей. Мы – дети земли, мы не исчезнем, пока есть она, так что, если очень-очень понадобимся, думаю, вы сможете нас найти. Просто это уже будет не так легко, как раньше. Сотни лет приходилось вскакивать на любой ваш зов! Даже я немного устал, а я всегда был на стороне людей. – Он почесал свою кудрявую бороду и огляделся. – Но хватит разговорчиков. Я чувствую, что наше время вот-вот закончится, и лучше провести его с пользой. Какие разношерстные детеныши! Кажется, им нужна помощь.
– Очень нужна.
– Они все теперь на нашей земле, значит, это наша работа. У нас совсем мало сил, но вот и хороший способ их потратить, да?
Он оглушительно свистнул, и отовсюду вылезли существа всех мастей: водные и каменные, луговые и болотные, домовые и полевые. Дети испуганно сбились вместе, но существа их не тронули – просто начали деловито, шумно сновать по берегу. Одни тащили еду и какую-то странную одежку, сплетенную из листьев и паутинок, другие – хворост и солому. Турмалин вырос до человеческого роста и начал с невероятной скоростью складывать дома из камней, которые брал прямо из своего тела, а те тут же сменялись новыми.
– Какая радость: все непохожие – вместе. Я так счастлив! – тихо сказал Ксенос, пробившись сквозь толпу, и посмотрел на Гвен большими прозрачными глазами. Она опустила взгляд и улыбнулась ему: бедняга тоже стал совсем маленького роста. – Через несколько поколений Ястребы смешаются с местными, и их будет не отличить. Можно я скажу
