Каурай. От заката до рассвета - Александр Артемов
«Холера, Чума и Мор… — пронеслось в голове у одноглазого в тот момент, когда все его существо заполнил облик обнаженных когтей и зубов. — Нет, это определенно пахло могилой».
В последний момент он бросился в сторону, когти росчерком молнии вспороли воздух у его головы и прочертили на коре сосны четыре глубокие полосы. Два штыка уже летели в бок твари, а одноглазый катился по склону, считая кости и гадая, сколько мгновений ему понадобится, чтобы сомкнуть пальцы на рукоятках двух оставшихся у него клинков. Забрать с собой связку он не додумался — связка острых как бритва штыков осталась болтаться на спине у Красотки, и теперь ему это обязательно аукнется.
Пока кот пытался справиться с крайне болезненными для него железками, плотно усевшимися в его шкуру, одноглазый выхватил новую пару штыков, но не спешил приближаться. Едва ли ему удастся убить эту тварь, но хотя бы смертельно напугать — такие твари как эта кошка тоже хотят жить. Иногда.
Кот рявкнул и сиганул на врага еще раз, но на этот раз не так резво. Каурай поднырнул ему под лапу, полоснул обоими клинками по морде и крайне болезненно пнул монстра в нос, чем вызвал жуткий рев негодования. Котище взвился, попытался прыгнуть и в третий раз, но блеск стали в руках одноглазого, покрытого алой кровью ушастого, резко остудил его пыл.
После двух неудачных прыжков он только раскрывал свою пасть, шипел и впустую выпускал когти, но не смел пытать удачу. Шкуру ему уже успел потрепать тот рогатый, который к этому моменту перестал барахтаться и испустил дух, а одноглазый добавил еще пару шрамов, из которых обильно струилась черная кровь, доставляя ушастому массу проблем. В изумрудных глазах ярость охотника постепенно сменялась нотками страха. На чудовищное порождение мрака он больше не походил — скорее это был нашкодивший котенок, которого как следует попинали ногами по двору.
Одноглазый помог ему решиться — запалил фитилек Чертова порошка и запустил коту прямо в физиономию. Бомбочка шарахнула на весь лес. Тот испуганно прижал уши к голове, завизжал и помчался наутек, оглашая окрестности болезненным воем.
Победа! — торжествовал Щелкун, его ярко алые глаза бледнели по мере того, как магическая зверушка убегала все дальше. — Я ни на мгновение не сомневался, что ты справишься. Ну, может быть немного…
Каурай не сходил с места, пока пушистый хвост не скрылся за деревьями. Выдохнул и убрал штыки на место. Один клинок даже удалось быстро отыскать в траве неподалеку от арбалета, но увы, второй кошак походу забрал с собой. Вот Чума… А ведь дорогие, сволочи.
— Эй, ты, — крикнул одноглазый, подступая к дереву. — Слезай, он сбежал. А этот… спекся.
Как он и предполагал, фавн благополучно испустил дух. Оно и не удивительно — кошак почти отгрыз рогатому голову и основательно поломал ребра в попытках добраться до сердца. Гигантское, мохнатое чудище с двумя ветвистыми рогами, за которые любой аптекарь душу продаст, лежало в луже собственной крови и вывороченных кишок с языком наружу. Душа одноглазому без надобности, а вот от пары золотых он точно не откажется — тут он был с Щелкуном солидарен.
Осталось только дотащить эту тушу до пухлой мошны, и не надорваться по пути, конечно.
— Ты слышишь меня? Эй, на дереве!
— Этот рогатый подох? — показалась испуганная грязная мордочка в ветвях, и, когда одноглазый кивнул, начала осторожно спускаться.
Что там опять? — застонал Щелкун. — Мало нам одного выкормыша, который даже палец о палец не ударит, чтобы почистить твои ботинки, так ты другого решил на его место взять? И правильно! Того в зашей, а этого — в стойло. Пусть полирует мне лоб.
Вскоре к подножью дерева приземлился жилистый курносый парнишка со смолянисто черными, спутанными волосами и миндалевидными глазами. Каурая он осмотрел с головы до ног с таким выражением, словно тот был ходячим слизнем.
— Что это за черт? — поморщился мальчонка, с опаской и отвращением поглядывая на тело лесного хранителя.
А ну, повежливей! — обиделся Щелкун. — Я может быть и черт, но тебя, сопляка, в гробу видал.
— Фавн, — ответил Каурай на вопрос парня. — Наверное последний. Бедняга…
— Бедняга?! — аж позеленел от негодования мальчуган. — Так он меня чуть живьем не сожрал, сволочь эта! Всю ночь меня по лесу гонял! Бедняга, ишь!
С этими словами он подошел к трупу поближе и сочно харкнул ему прямо в окровавленную морду.
Ишь какой! — хихикнул Щелкун. Его голос постепенно заглухал, пока не сошел на нет. — Вижу, резвости ему не занимать. Дай ему уже штык, пусть поработает. А то…
Краснота покинула глазные впадины. Щелкун заткнулся, слава святым и смелым.
— Так-то! — утерся мальчишка. — Ты вообще кто, служивый?
— Каурай. И я тебе не служивый.
— Имечко то еще… — скосил глаза парень и огляделся. — Видел мою лошадь?
— Ее должно быть забрал мой спутник, — ответил одноглазый, присаживаясь на колено рядом с фавном и доставая штык.
Работы тут было на целую артель, если он хочет спустить с этого красавца шкуру и выварить кости. А для этого придется как-то подвесить тушу на дерево и спустить кровь, на что нет ни времени, ни сил — весит такая образина вдвое больше самого здорового лося, и в одиночку ему не справиться. Так что пока придется ограничиться лишь черепом.
Сначала предстоит вспороть шкуру, потом ковырять кость, а она обещает доставить хлопот даже после всех стараний их мохнатого друга. Эх, был бы под рукой был топор, но где его достанешь в эдакой глуши?..
— Мы еще сумеем его догнать, если быстро разберемся с этой тушей. — С этими словами Каурай схватил фавна за рог и начал надрезать шкуру вокруг шеи там, где это не успели сотворить кошачьи клыки.
— Мы? — хмыкнул мальчуган. — Думаешь, у меня есть время тут с тобой в этом дерьме ковыряться?!
— Ха, я уж думал, ты мне благодарен…
— За что?!
— Тебе что с дерева было плохо видно?
— Тот кот мне не угрожал!
— Хорошо, значит голову заберу я, а тебе достанутся копыта, — хохотнул одноглазый. — Держи его за рога, мне тут одному не управиться. Кость придется ломать…
— Замечательно, — всплеснул руками мальчишка, проигнорировав его просьбу. — У меня лошадь сперли, а этот издевается…
— Все с твоей лошадью будет в порядке. Мой
