Усы генералиссимуса - Игорь Саксин
Окончив говорить, он вопросительно посмотрел на меня.
Мне не очень хотелось обсуждать с ним эту тему, и я предпочёл увести разговор в другую сторону:
– Как бы там ни было, они не занимаются грязными делами, воскрешая или реанимируя разных подонков.
Виктор Антонович поморщился:
– Думаете, они такие белые и пушистые? Им давно известно, чем занимается «Система», но до недавнего времени они не сделали ни одной попытки помешать нашим действиям. Хотите знать, почему? Потому что прекрасно знают, что артисты являются надёжным ресурсом, обслуживающим любую власть. С их помощью достаточно легко и просто формировать общественное мнение, вести его в нужном направлении. Понятно, что все творческие люди думают, что они талантливы, независимы и свободны. Но самые умные из них отдают себе отчёт, что невидимые ниточки, обеспечивающие успех, находятся в руках опытного кукловода, который в любой момент может дёрнуть за одну из них. И дёрнуть так, что мало не покажется. Запомните навсегда, Гоша, что бы там ни было, что бы ни происходило, кто бы ни сидел на самом верху, он должен чётко осознавать: народ требует хлеба и зрелищ! Так было, так есть и так будет всегда. Заберёте одно, тут же не станет другого.
Его слова были очень похожи на то, что я услышал от мнимого капитана.
– Может быть, они хотят физически уничтожить Сталина?– предположил я, вложив в интонацию как можно больше наивности.
– Да разве дело в его фигуре?– возбуждённо спросил Виктор Антонович, рубанув воздух правой рукой.
Я, наконец, понял, откуда у Куратора появился этот жест.
– Дело вовсе не в нём, а в масштабе того, что он и его команда сделали для людей и всей страны. Можно уничтожить человека, но нельзя убить идею, которую он несёт. И если потребуется, мы сделаем десять, сто, тысячу Сталиных!
– Этого тоже сделали?
Он устало выдохнул:
– Вы всё слышали сами, верить или нет, Ваше личное дело. Но теперь, когда Вы так много узнали, обратной дороги нет. Мы повязаны одной верёвочкой, и с данного момента Ваши таланты целиком и полностью поступают на службу «Системы».
Я не знал, что ответить на это.
Но точно знал, что они мне не нравятся.
Оба.
Петроград, декабрь 1916 года
– Убили его, значит, говоришь?
– Убили, дедушка! Водолазы тело из Невы вытащили! Говорят, и пули в нём нашли, и вся голова раздроблена! Народ на улице радуется, все разговоры только об этом.
Белобородый старик покачал головой:
– Слепцы, разве же можно радоваться чьей-то смерти? Видный человек был Григорий Ефимович, старался жить по совести, да вот не всегда получалось. Слишком людям доверял и понять не мог, кому, что и где говорить следует. Добрая ему память! Ты его видел?
– Да за два дня до этого он в архив заходил.
– Ты сказал ему, что я велел срочно листок отдать?
– Сказал. А он говорит, что ему второй листок был обещан. Спрашивал, когда принесу?
– Не понадобится он уже ему. Сам-то, где три дня пропадал?
Мальчик с виноватым видом опустил глаза:
– Начальник мой Степан Александрович не отпускал. Говорит, пока, мол, все документы не перепишешь, домой не пойдёшь. Я ему отвечаю, что дедушка меня ждёт, а он красный стал, накричал на меня, ногами затопал. Две ночи почти не спал, всё писал, чтобы к тебе скорее выбраться.
– Иди сюда.
Мальчик присел на топчан.
Старик нежно погладил его рукой по голове:
– Ты у меня молодец. Знаешь, где баночка стоит? Неси её сюда.
Мальчик послушно выполнил просьбу.
– Садись на стул напротив и слушай внимательно. Сейчас выпьешь всё до дна и пойдёшь к себе в архив ночевать.
– Ты что, дедушка, я же только оттуда к тебе выбрался! Как я тебя одного оставлю, когда ты едва ходишь?
– Так надо, Георгий.
– Кому надо?
– Тебе, мне. Не спрашивай. Ухожу я, а тебе дальше жить. Сейчас попрощаемся с тобой до новой встречи.
В глазах мальчика блеснули слёзы:
– Ты собрался умереть, дедушка?
– Глупый,– улыбнулся старик,– тысячу раз родишься и тысячу раз умрёшь, чтобы родиться опять. И смерти нет, и жизни тоже нет.
– А что есть?
– Тишина и темнота. А в этой темноте глаза горят, Того Кто за тобой наблюдает. Смотрят они внимательно и не мигнут, не закроются, чтобы ничего не пропустить.
– Не понимаю я тебя, дедушка.
– Знаю, милый, знаю, но ты верь мне и делай, как говорю,– старик протянул ему открытый пузырёк,– горько будет очень, но ты спокойно на стуле сиди и в глаза мне смотри, да не отворачивайся.
Янтарная жидкость заиграла пузырьками.
Не поморщившись, мальчик выпил её и, сложив руки на коленях, посмотрел на деда.
Тот опять улыбнулся и, накрыв его руки своими руками, начал тихо бормотать.
В этом бормотании слышались Георгию названия корешков и трав, которые он недавно так старательно выводил на бумаге, когда писал для Распутина рецепт раствора и вот уже стали появляться странные имена, которых он никогда не слыхивал.
А потом зазвучали слова совсем непонятные, незнакомые, но было ощущение, что он их уже слышал, а возможно, когда-то говорил и сам, но было это так давно, что никак не могла пробраться туда память сквозь толщу времени.
Нестерпимо захотелось спать, и в тот же момент голос старика зазвучал громко и торжественно.
В его глазах вдруг зажглись яркие точки, они становились больше и больше, превращаясь в мерцающие звёзды, похожие на те, которые в ясную ночную погоду иногда были видны над городом Петра.
В глазах появилось нестерпимое жжение, Георгию захотелось встать и убежать подальше, чтобы ослепительный свет не выжег их, но неведомая сила приковала тело к стулу, и не было возможности даже пошевелиться.
Но вот слова превратились в один сплошной низкий звук, который эхом отдаваясь от стен, заполнил комнату, а потом и всё сущее вокруг.
Тело стало невесомым, лёгким, как пёрышко, и ворвавшийся в распахнутое окно ветер, понёс Георгия над тускло светившими городскими фонарями.
Всё выше и выше, далеко, в незнакомые края, в далёкие дали.
И повсюду была тишина и темнота.
А потом, осветив всё вокруг, вспыхнули два Солнца, похожие на глаза, и Георгий увидел молодого мужчину в военной форме.
Он стоял один, посреди бескрайнего колосящегося поля, сжимая в руках связку гранат.
Прямо на него ехал огромный танк с белой свастикой на башне.
Десятки таких же танков двигались неподалёку на равном расстоянии друг от друга, а за ними с автоматами наперерез, шли люди в незнакомой чёрной форме.
Мужчина улыбался и что-то
