Беркутчи и украденные тени - Яна Батчаева
Мальчишки повернули обратно и вошли в гостиную. Камин пустовал без огня. Кресло-качалка, где обычно спала коргоруши тоже стояла в одиночестве. Рат несколько раз позвал Аметист – хотел еще больше удивить Егора – но та, так и не появилась.
– Может чай? – предложил Громов, но Савин будто его не слышал.
Все его внимание было направлено на камин. Он рассматривал его так, будто эта старинная печка, сложенная из камня лет сто назад, представляла собой произведение искусства. Хотя, впрочем, в некотором смысле так и было. Ратмир хотел было повторить свое предложение, но едва он открыл рот, как его перебил резкий оглушительный звук. Снова карканье в доме. Может он так привязался к ворону, который навещал его в приюте, что теперь ему мерещился его крик, ведь это не впервые уже с ним происходило. И тут он взглянул на Савина: светлые брови удивленно вытянуты вверх, а взгляд устремлен сквозь потолок гостиной. Нет, ворон и вправду был, и сейчас он находился прямо на чердаке – Рат нутром чуял.
– О-о, вы ворона держите? Слышал, они очень умные птицы.
На это подросток ничего не ответил: он стремглав бросился на второй этаж. Егор, пыхтя, пустился следом. Мальчишки остановились возле той самой двери.
– Твоя комната?
– Нет, чердак, но он всегда заперт.
Едва Рат произнес это, как в замке что-то щелкнуло и дверь сама собой отворилась.
– Говоришь, заперт? – судорожно сглотнул Савин.
Ворон снова дал знать о себе. Сомнений больше не осталось – птица таилась наверху.
Рат потянул дверь на себя и распахнул ее настежь – за ней оказались пыльные деревянные ступени, занимающие всю ширину прохода. Сама лестница была темной. Громов попытался найти выключатель, чтобы зажечь свет, но наткнулся лишь на многочисленные сети паука. Увидев это, Егор брезгливо застонал.
– Это всего лишь пауки, – бросил, не оборачиваясь на одноклассника, Ратмир. Он шагнул на первую ступень, и та отозвалась противным скрипом. – Го, Савин.
– Туда? – ткнул пальцем в темноту Егор.
Подросток шмыгнул носом и, боязливо озираясь, последовал за Громовым.
Тишина таилась в этих стенах. Сквозь них, видимо через тонкие трещины, которые трудно было уловить зрением в темноте, сочился сквозняк, он наполнял воздух запахом старины и жженной травы. Ребята поднимались выше и с каждым шагом их сердца стучали быстрее. Лестница предупреждающе скрипела. Плотная пыль щекотала носы так, что оба мальчика несколько раз чихнули, а паутина вдоль стен то и дело цеплялась за одежду и каждый раз, когда это происходило, Егор вздрагивал.
– Э-э-э, знаешь, я тут подумал: бабушка, наверное, волнуется очень, названивать сейчас будет, ведь меня давно нет. Вернусь-ка я…
– Не дрейфь, Савин, мы уже почти на чердаке, – оборвал его Ратмир. Он не хотел признавать, но ему и самому было не по себе.
Вот ступени закончились и перед ребятами появился выход. Запах здесь был еще противнее. Помещение плохо просматривалось из-за отсутствия света: маленькое цветное окошко почти не пропускало его, поэтому Громов решил, что здесь обязательно должен быть какой-нибудь светильник и скорее всего выключатель на стене у входа. Он принялся обыскивать стены под сетования на их сегодняшнюю встречу Савина. Пальцы постоянно вязли в липкой паутине, а выключатель так и не получалось найти. Вдруг в темноте он нащупал что-то теплое, шершавое, и… живое! Оно растопырило крылья и громко каркнуло. Небо Грувска поразила очередная вспышка молнии, сопровождаемая устрашающим грохотом. Егор пронзительно завизжал. Птица вспорхнула и приземлилась с другой стороны двери; тем самым помогла Рату увидеть подсвечник и зажигалку – а вот и свет. Он зажег первую свечу и перед ним во всей красе появился ворон: иссиня-черные перья, глаза, словно оникс и металлический острый клюв… Это определенно была та самая птица: мальчик узнал бы ее из сотни таких.
– Чтоб меня, – прошептал он. – Дружище, как ты здесь оказался? Прилетел следом за мной?
Ворон сверкнул черными глазами-бусинами, каркнул и, несколько раз взмахнув крыльями, перелетел на середину комнаты, где ухватился когтями за мягкую спинку кресла.
Громов зажег все остальные, имеющиеся на чердаке, свечи – а их действительно было очень много – и мальчики наконец смогли рассмотреть загадочное место. Это была длинная комната с низким угловатым потолком и маленьким разноцветным окном, смотрящим на Хелетту. Вдоль правой стены стояли старомодным стеллажи из красного дерева, забитые книгами; между ними от самого пола и до потолка красиво выделялся барельеф в виде раскидистого дерева с крупными золотыми листьями и в каждом таком листке содержался миниатюрный портрет или просто имя с датой рождения.
– Ого! – воскликнул Савин. – Настоящее древо жизни с именами всех членов вашей семьи, начиная с тысяча семьсот восемьдесят восьмого! О, да тут и ты есть.
Ратмир присмотрелся – и правда, на одном из золотых листьев красивым шрифтом выгравировано его имя и дата рождения: Громов Ратмир Игоревич, 19 января 2007 год.
С левой стороны чердака находились два огромных сундука, крышки которых обтянуты изумрудным, расшитым узорами бархатом. Над ними нависали полки, часто заставленные склянками с молотыми сухими травами, семенами, кореньями, пузатыми мешочками и обычными парафиновыми свечами. Но самое интересное из того, что имелось на чердаке – зеркало. Похоже, что ему исполнилась далеко ни одна сотня лет. По бокам его на высоких узких столиках стояли подсвечники, а рядом на крючке висела черная вуаль, которой оно обычно было закрыто.
Рат засмотрелся в серебряную плоскость. В ней всего лишь отражался чердак, замерший на спинке кресла ворон, Савин, листающий книги, которые годами не покидали свои полки, и он сам – ничего особенного, но мальчику зеркало напоминало кое-что, а точнее безмолвный мир Сакту. По какой-то причине, глядя в него, Громов испытывал те же необычайные ощущения, что и в сегодняшнем сне.
– Это все правда, – пробормотал завороженный Егор. – Так и знал!
– Что правда? – незаинтересованно спросил Ратмир. Он по-прежнему был загипнотизирован зеркалом.
– Городские легенды об основании Грувска тремя беркутчи – людьми-птицами.
Разум Громова прояснился, и он обернулся к Савину. Тот сидел в кресле с зеленой обивкой, на изголовье которого дремал ворон, а перед ним, на одноногом черном столике лежали книги. Когда он подсел рядом, то его взору
