Беркутчи и украденные тени - Яна Батчаева
– Любишь рисовать монстров? – спросил Громов.
– Отдай. – Мальчик потянулся, чтобы забрать свой рисунок, но Рат поднял руку и не позволил ему, тогда тот смиренно вздохнул со страдальческим выражением лица и принялся молча собирать остальные листы бумаги, бережно складывая их обратно в папку.
– Мы с тобой ходим в один класс уже больше месяца, а по-прежнему лично не знакомы. Ты ведь Егор Савин, верно? – спросил Ратмир, тот в подтверждение кивнул. – А я Ратмир Громов, но в основном меня называют Рат.
– Слышал, – промычал Савин.
Он держался опасливо и было заметно, что старается увильнуть отсюда, как можно скорее. Рат дивился странности своего одноклассника и испытывал к нему жалость. За шесть недель учебы в новом классе он видел, что Егора откровенно шпыняют почти все, кому не лень. В любой школе есть забитый слабый ребенок и дети всегда это интуитивно чувствуют, бесконечно нападая на него, как стая волков на легкую добычу. В детском доме – это был его сосед по койке Денис, а теперь вот – Савин. Громов же был не из тех, кому в радость издеваться над слабыми. Отец давно учил его, что люди и особенно дети унижают других от собственной неуверенности и страха перед остальным миром, а Рат не хотел быть таким. Ему не нужно было выглядеть лучше за счет таких, как Егор Савин. Правда и дружбы заводить он не стремился, ибо это все равно, что сделаться нянькой: вечно приходится вытаскивать из неприятностей и защищать перед громилами вроде Дюжина или Скалина.
– Зачем ты прятался от меня? – спросил Рат.
– Я… я… ну не то, чтобы именно от тебя, а скорее от всех. Мне просто нравится быть одному, поэтому и пришел сюда рано утром. Думал, что никого не встречу, а тут ты со своими инстинктами ищейки.
– Кого? – Громов рассмеялся. Так о нем еще никто не отзывался.
Рыжеволосый паренек успокоился и даже заулыбался за компанию с одноклассником. Кажется, от Рата Громова ему можно не ждать издевок.
– Так, ну, а это у тебя что? – Рат указал взглядом на одну из книг в руках Савина. То было старое издание учебника по мифологии с потрепанным корешком и изрисованной синей ручкой обложкой.
– В том году мы изучали древнегреческую и древнеримскую мифологию – мне понравилось. Я решил почитать о славянских мифах и легендах, но, к сожалению, о них так мало сохранилось до наших дней. А ведь это часть нашей истории! Вот я и собираю, что есть, по книгам и в интернете, иллюстрирую по найденным описаниям разных чудищ. Кстати, тот рисунок, что ты видел – это шишига – дух, что похищает детей. В общем, у меня такое своеобразное хобби.
– Ага, – хмыкнул Рат. – Похоже, ты немного фрик.
– Знаю, – протянул Савин, – потому меня и гоняют практически с первого дня, как переехал сюда и начал ходить в шестую школу.
– Так, значит, ты тоже не так давно тут? – спросил Рат.
– Да как сказать, два года уже. Мама тогда вышла замуж и отправила меня на постоянное проживание к бабушке. Это ничего, я уже привык к Грувску и знаю, что бабушка любит меня, но она … как бы это сказать, – он провел взглядом по своей нелепой одежде и горестно вздохнул, – она просто уже стара. Денег мало, да и, как человек другого времени, она просто не понимает зачем тратиться, если можно взять вещи у того, кому они больше не нужны тем более, что я все равно еще расту. Но знаешь, что в этом самое отвратное? – когда я встречаюсь с теми, чьи поношенные вещи в данный момент на меня надеты, вижу, как они смотрят сверху вниз, будто оказали великую честь, будто они вот такие важные и добросердечные, помогли мне – жалкому существу. Полный зашквар. Ненавижу быть подростком.
Рат поджал губы: не знал, что сказать, да и, собственно, не хотел ничего комментировать. Он прекрасно знал какого это и до недавнего времени тоже ненавидел быть подростком, но теперь, похоже, все изменилось. Лиза даже не понимает, как много успела ему дать за это малое время, а точнее свободу и возможность стать собой настоящим.
Поднялся ветер. Деревья со скрипом закачались, а с Хелетты повеяло холодом. Со всех сторон налетели черные тучи и над Грувском вмиг образовался тяжелый купол. Погода переменилась в мгновение ока. Несколько раз в небе блеснула молния, а после устрашающего раската грома заморосил мокрый снег.
– Вот тебе и теплое мартовское воскресенье, – проворчал Громов. – Пожалуй, я лучше вернусь домой.
Савин кивнул и, зажав в руках книги и коричневую папку, побежал вслед за одноклассником на Приречную улицу. Рат понял, что ненамеренно приобрел себе хвост.
Мальчишки быстро добрались до двора Громовых, поскольку он располагался ближе к реке, а вот Савин жил со своей бабушкой у самой школы. Рат понимал, что Егору будет трудно в такой дождь бежать домой, к тому же небо так и резали ослепляющие молнии, а потому ничего не оставалось, как предложить однокласснику переждать у него. Тот согласился с большим удовольствием.
Они пробежали по мокрой дорожке, пригнулись под ветками рябины у самого порога и, наконец, оказались на великолепной веранде, защищенной от дождя надежной темно-зеленой крышей. Взгляд Савина тут же упал на выгравированный рубежник на ручке. Мальчик завороженно провел по линиям – конечно, он ведь прекрасно понимал, что это такое. Также он знал легенду города, а потому всегда мечтал побывать в доме одной из семей-основателей и возможно найти подтверждение тому, что в легендах куда больше правды, чем вымысла. В предвкушении Егор затаил дыхание.
Глава 7. Чердак
Как только Савин вошел в дом, то тут же принялся восхищенно охать и разглядывать обстановку широко раскрытыми глазами. Дом его бабушки был бедным, угрюмым и давно требующим ремонта; жилье Громова же казалось в сравнении с ним просто каким-то удивительным, прекрасным особняком. Просторная прихожая, обрамленная благородным деревом; прямо красивая лестница на второй этаж, вдоль которой висели фотографии и некоторые из них очень старые; слева – широкий проем в гостиную с современной мебелью и камином из серого камня; а справа – длинный коридор, заканчивающийся кухней.
– Ох, это все твои предки? – прошептал Савин, разглядывая портреты, коими был увешан главный коридор на первом этаже. Рат кивнул.
Егор переходил от одного портрета к другому, с живым интересом разглядывал их, изучал рамы и символы, будто
