Александр Кулькин - Когда наша не попадала
Ибн-Комод прервался и потянулся за чашей. Заворожено слушавшие ватажники очнулись и стали переговариваться. Вбану посмотрел на небо и что-то прошептал на ухо атаману. Купец перехватил его взгляд, улыбнулся и извиняющимся тоном произнес:
– Пора уже прекращать дозволенные речи. Завтра опять в дорогу, надо отдохнуть. Будет отдых, тогда и закончу историю.
Попрощавшись, он ушёл к своему месту, а дружинники стали укладываться. Только Ивашка всё не мог никак успокоиться, и Геллеру пришлось отдуваться за всех.
– Дядько! Ну почему он Одиссея назвал сказкой? Ведь жив этот хитроумный грек, да и принцесса Жасмин – вона она, только руку протяни.
– Руку протягивать не надо, – зевнул Володимир. – А то оттяпают. А Одиссей действительно жив и даже здоров, но он-то в море-акияне. А с какого Багдада этот Ибн-Комод, неведомо. Да и принцесса может быть совсем другая. Восток, знамо, – дело тонкое!
– А пошто он так об ней отозвался? Странного она желает… Это же девчонка!
– Эх, парень, женщины всегда женщины. Поверь мне, пройдут века, и наши приключения переврёт какой-нибудь косноязычный скальд, а они так и будут желать странного. Того, чего они сами понять не смогут. А мы, мужчины, будем доставать им звёзды с неба и половики с верёвок, рушить царства и рубить дрова. А они будут кривить губки, ждать от нас подвигов и уюта и говорить «Я не этого хотела»…
– А почему говорить-то скальд должен? Может быть, всё-таки боян?
– Нет, боянам врать и забывать нельзя. Они сразу в котов-мурлыков превращаются. Хотя… Ты знаешь, что-то в последнее время котов много развелось.
Утро радостным не было. По небу бродили чёрные тучи, хмуро косясь на землю. С земли на них так же хмуро посматривали люди. Даже шустролапый щенок-ветерок, весело гоняющийся за каждым листочком и развевающий духоту, куда-то спрятался. На совет собрались все и после долгого чесания в затылках наконец-то спросили у местного жителя:
– Дождик будет?
– Дождя не будет! – веско заявил Вбану и, посмотрев на небо, добавил: – Будет сильный ливень. А так как дорога дальше идёт вдоль реки, нам лучше остаться на месте.
Геллер возмутился:
– Да что мы, растаем, что ли? А мою рубаху Дык совсем заносит!
– Подожди, – удивился атаман. – Ты же говорил, что онучи давал.
– Не помню, – смутился богатырь. – Что давал, точно помню, а вот что именно…
– Нельзя идти, Шамбо сильно сердиться будет! – уверенно возразил арап.
– Это кто такой? – поинтересовался Спесь.
– Стрелы он кидает огненные с неба. Если в кого попадёт, то совсем мёртвый тот становится.
– У нас этим Перун занимается, – возразил Геллер.
– Поэтому вашему Шамбо по нам нельзя блискавицами швыряться. Не по чину ему!
Разгорелся спор, в нём участвовали все, пока Спесю это не надоело:
– Послушали умных, давайте спросим у учёных. Ивашка, пойди сюда. Скажи нам, может ли моланка здесь в человека попасть?
– Конечно, может, – удивился вопросу волхв.
– Так мы же Перуновы! А здесь Шамбо стрелами небесными заведует!
– Коли в тебя угодит, тебе будет всё равно. Боги на небесах промеж собой потом разберутся, но легче нам от этого не будет.
– О! – поднял палец Спесь Федорович. – Значит, ладим шатры и пережидаем на месте. Надеюсь, что почтенный Ибн-Комод последует нашему примеру?
– Конечно, – араб был спокоен, только четки перебирал немного нервозно. – Пойду попрошу джинна помочь нам.
Когда пронесся первый порыв злого ветра, всё было уже готово. Глубоко в землю были вбиты колы, и бывалые морепроходцы уже завязали узлы предусмотрительно прихваченных морских канатов. Джинн из странного зверя превратился в большой серый шатёр, который накрыл почти весь караван. Принцесса была в гневе, но караванщик хранил невероятное для здешнего климата ледяное спокойствие, он делал своё дело, и никто ему не был указом. Так что всё досталось Аладдину. И гневные слова, и даже несколько пощечин. Покрутив головой, Ивашка сочувственно вздохнул и скрылся в своём шатре. Вовремя. С неба хлынуло море. Струи воды ветер закручивал в жгуты, и они с яростью молотили в натянутую ткань. Часто блискал ослепительный свет, и почти сразу всё тряслось от оглушительного хохота арапского божка. Но уютно горел костёрчик, горячий отвар бодрил тело, и неторопливо, прерываясь только на гром, рассказывалась быличка.
– Визирь поведал о событиях давних, героических и поэтому ужасных. Очень давно подступили к городу свирепые враги. Обложив град со всех сторон, стали они рваться в него. Глыбы камня, пущенные машинами, разрушали дома горожан и убивали людей. По ночам не было темноты от тысяч огненных стрел, и воющие волны захватчиков бились о крепкие стены. Стойко сражались все. И бедный, и богатый стояли на стенах, там, где падали мужчины, вставали женщины и дети. Падишах не сходил с коня, во главе своей гвардии всегда успевая на самое опасное место. Город держался, и тогда вражеский чародей призвал гулей и ифритов. Поэтому вызвал падишах к себе наследника и велел ему вырваться из города и увезти, спрятать величайшее достояние, простую медную лампу. Тайна была в этой лампе, тайна и благосостояние города. Только потому, что раб лампы, могучий джинн, возвёл стены города, поднял воду из-под земного плена, посадил сады, и возник город среди песков.
– Подожди, уважаемый, – пробасил Лисовин. – А почему падишах не приказал джинну разметать захватчиков?
– Нельзя. Нельзя, чтобы существо иного мира причинило вред человеку. Великий чародей, да славится имя его, достопочтенный Соломон, ввёл этот закон для всех джиннов, и никто не может нарушить его! Даже ифриты могли только разрушить стены, но не убить человека. Для этого у врага были простые воины. И юный принц вместе с десятком друзей смог покинуть город. А падишах поднялся на стену и грустно посмотрел на вражеский лагерь. Близилось утро, и близился последний штурм. «Великий падишах, – поклонился ему могучий человек в кожаном фартуке. – Я кузнец и хочу сказать, что кончилось у нас железо. Не из чего делать нам наконечники для стрел и копий». «Будем крепче держать в руках сабли», – грустно улыбнулся повелитель. «Позволь спросить, о, всемогущий», – вновь поклонился кузнец. «Оставь славословия, на стене мы все равны. Спрашивай». «Ты знаешь их язык. Скажи, что они кричат, когда идут на приступ?» Падишах усмехнулся, он удивлялся этому с самого начала. «Золото». Они все кричат: «Золото!». Воин обернулся и посмотрел на сверкающую в свете пожаров крышу дворца, потом взглянул на кузнечный молот в своей руке. Пожал плечами, а повелитель напряженно задумался, потом хлопнул кузнеца по плечу и восторженно воскликнул: «Мы дадим им золото! Слушай меня…»
