Маг Ураганов - Сергей Александрович Плотников
Ну, не уникум, а просто подглядел принцип и более-менее представлял, чего хочу добиться… Но это я Аркадию потом расскажу, отдельно. Вдруг ему пригодится.
— Разумеется, — продолжал теневой коллега, — почти наверняка я пропустил больше, чем нашел. Например, я и не подозревал о вас, уважаемая Песня Моря. Но все-таки даже грубая оценка позволяет предположить, что из всех детей-волшебников едва один из ста имеет способности к самостоятельной инициации. Один из тысячи будет точнее. Сейчас у нас — я имею в виду, не меня с моей командой, а Орден в целом — наступит жесточайшая нехватка магов. Кирилл пока уникальный исполнитель, а для того, чтобы снять Проклятье со всех и предотвратить магическую бойню, одного человека мало, каким бы молодцом он ни был.
— Но… Погодите, если вы можете отпускать детей-волшебников, значит, вы можете просто всех отпустить? По очереди? — спросила Марина. Похоже, способность соображать к ней потихоньку возвращалась. — Сколько их, тысяч сто? Долго, но можно! И сколько-то из них сразу станет магами!
— Вообще-то, всего их около двадцати или тридцати тысяч, насколько я знаю, — качнул головой Аркадий. — Это, кстати, одна из причин, почему современное человечество до сих пор не приложило экстраординарных усилий по избавлению своих детей от такой напасти: слишком мало семей по статистике с этим сталкиваются. Правда, до семидесяти процентов новообращенных не переживают первые пять лет, так что вербовка идет постоянно…
— Семьдесят процентов⁈ — я чуть со стула не вскочил.
Одновременно Марина воскликнула:
— Так много⁈ Я думала, не больше пятидесяти…
Мы с ней удивленно поглядели друг на друга.
— Ты ведь недавно инициировался, Кирилл, — грустно сказала она. — Я уже два года по разным Убежищам живу! Я видела, что очень много ребят погибает сразу после инициации… Но семьдесят процентов — это как-то слишком.
— Я сказал, «до семидесяти», а не ровно семьдесят, — покачал головой Аркадий. — Есть более тяжелые годы, есть более мирные. Хотя главная причина убыли — вовсе не монстры. В первый год это нарушение гиасов, на пятый — депрессия. Те, кто с ней справился, минует зону риска.
Вот блин! А мои-то Лошадки все, как на зло, еще в этой зоне! Самая старшая Левкиппа, но даже она была девочкой-волшебницей всего четыре года!
И… Это выходит, что только в одной Кандалазии около тысячи смертей за пять лет⁈ Даже я не представлял, что все настолько плохо! Проклятье надо снимать как можно скорее, в течение этого года точно.
— Цифры пугающие, я согласен, — кивнул Аркадий. — Однако в масштабах человечества все равно, видимо, недостаточные, — он горько улыбнулся. — И отпустить всех подряд я, к сожалению, не могу. Согласно информации от моего предмета-компаньона, у Тени есть лимит на количество отпущений в год — две штуки. Включая самого себя.
— Тень может отпустить из Проклятья самого себя⁈
— Да, это награда за верную службу… Причем обновление слотов идет не в календарный Новый год, а с момента обращения. Кесарь когда-то давно стал Тенью где-то летом, если я верно разобрался в ощущениях, так что до лета у меня только одно отпущение.
— В каких ощущениях⁈ — поразился я. — У тебя все-таки крупицы его памяти остались?
— Ах, если бы, — иронично усмехнулся Аркадий. — Это было бы чудесно, не находишь? Бездна исторической информации! Заодно подогнал бы подарочек теологам: достоверно доказано существование души! Нет. Просто общие ощущения от предмета-компаньона, сколько он примерно служит, какие на нем ограничения, в каких границах он готов меняться…
— А так можно?
— Тени, оказывается, можно. Я его, кстати, переназвал. Имя Кесарь мне не очень, несколько претенциозное. Даже простой Косарь — и то было бы лучше!
Я фыркнул.
— И как ты в итоге?..
— Да старое вернул — Смеющийся Жнец. Чтобы читателей лишний раз не путать.
— Каких читателей?
— Читателей моих отчетов, конечно же. Ну и мемуаров когда-нибудь потом, может быть.
Хм-м, Смеющийся Жнец? Какой-то звоночек звонит, вроде, я его раньше слышал… Ладно, неважно, потом вспомню.
— Погодите, — перебила нас Марина, — а зачем вам тратить тогда это отпущение на меня, когда вы можете себя отпустить, получается?
— Не могу, — качнул головой Аркадий. — Без регенерации Проклятья пересаженное сердце, очень может статься, начнет отторгаться. Так что я бы предпочел не экспериментировать с этим, если не возникнет крайней нужды.
Та-ак. Что, если мы снимем Проклятье, Аркадий опять умирать примется⁈ Вот, блин, не было печали…
Поймав мой взгляд, Аркадий спокойно сказал:
— Я не знаю, о чем ты сейчас подумал, Кирилл, но все точно не так драматично! Я не собираюсь приносить себя в жертву ради снятия Проклятья, спасибо, одного раза мне хватило. Мой ближайший приоритет — создание специального Центра… Хм, нет, целого Института медицинской магии. Будем переоткрывать заклятья регенерации, омоложения и тому подобное. В идеале, чтобы магия стала доступна для всех. А уж сами-то маги для себя должны научиться довольно быстро. Вероятно, на горизонте в несколько месяцев либо я, либо ты это должны освоить.
Ну… Ладно, поверим. Пока. Но когда дойдет до дела, надо будет еще разок с ним поговорить на эту тему!
— А кроме того, — тут Аркадий снова поглядел на Марину, — быть Тенью мне сейчас выгодно не только с точки зрения здоровья, но и с точки зрения доступа к внутренней механике Проклятья. Пусть ограниченного. У вас же выгоды от пребывания под Проклятьем не просматривается. Кроме одного соображения.
Он сделал паузу. Я думал, что Марина спросит: «Какого?» (я бы спросил!), но она вновь продемонстрировала умение думать.
— Если я стану магом, — тихо сказала девочка, — я стану мишенью. Как вы. Как Кирилл.
— Да, — подтвердил Аркадий. — Поэтому если вы решитесь, то мне нужно будет вызвать сюда ваших родителей. Взять с них согласие на ваше трудоустройство. Обеспечить их охрану. Вы же понимаете, что они немедленно станут рычагами давления на вас — вы уже продемонстрировали, что готовы ради них свернуть горы.
— Ой… — Марина побледнела уж совсем до состояния бумаги, и внезапно стали видны веснушки. Видимо, они у нее весной вылезают.
Кстати, наверное, и у Ксантиппы веснушки есть?.. Надеюсь!
Так, нет, стоять. Не думать о девочках, у нас серьезный разговор!
К счастью — или, точнее, к несчастью — одного взгляда на Марину хватало,