Последний Персидский поход - Дмитрий Старицкий
……………………………………
Следующая остановка - «Военторг». Народу там по причине рабочего времени не было никого, только за прилавком скучала продавщица Рита - худосочная особа неопределенного возраста, плоскогрудая и плоскозадая, напоминающая лицом и формами сильно пересушенную воблу. Даже при тотальном дефиците женского пола она совсем не была избалована мужским вниманием. Проще говоря, ее игнорировали. Но Ритуля, как всякая нормальная женщина, не переставала мечтать о простом женском счастье, если не на всю жизнь, то хотя бы на время. Поэтому напропалую кокетничала и строила авансы всем офицерам и прапорщикам без исключения. Выглядело это нелепо, и Никитину иногда бывало ее даже жалко, хотя в «утешители» я, естественно, не стремился. Вот и сейчас, завидев меня, Никитина приободрилась.
- Привет, Игорек! – она изобразила на лице непередаваемый восторг от встречи со мной. - С возвращением!
Никитин откровенно поморщился – он терпеть не мог уменьшительно-ласкательных суффиксов при именах, особенно в своем собственном. Вслух, однако, ничего такого не сказал,
- Привет. Мне пачку печенья и банку «Si-si». Два раза, - время было уже почти обеденное, Никитин с раннего утра, перед выездом от советников, ограничился лишь кружкой чаю. Подумав, взял такой же набор для Шуры, на обед он тоже вряд ли успеет.
Отсчитывая сдачу, Ритка погрустнела.
- Говорят, у вас двоих мальчиков убили…
- Всех нас когда-нибудь убьют, - мрачно буркнул Никитин и вышел из прохлады магазина под палящее солнце.
- Скоро технику обещают подвезти, - с последней надеждой пискнула ему в спину Ритка. – «Шарп», двухкассетники…
Никитин даже не обернулся.
……………………………………………………………
В курилке, под навесом из маскировочной сетки, было тоже жарко, но хотя бы не так припекало. Никитин распечатал пачку югославского печенья, напоминающего вкусом жеваную промокашку, и, дернув, словно чеку гранаты, вскрыл банку шипучки. Хрустя этим подобием еды и прихлебывая из банки, принялся ждать. Ожидание затянулось почти на час. Что-то долго они там беседуют. Все это нравилось мне все меньше и меньше.
Шура так и не появился, вместо него из дверей штаба высунулась мерзкая рожа Каримбетова.
- Зайди! – приказным тоном распорядился он.
Никитин вздохнул, бросил окурок, и поплелся в кабинет комбата.
…………………………………………………………….
Войдя, Никитин увидел, что Шура сидит на стуле, где до этого сидел Петрович, и нервно курит. Лицо его было покрыто красными пятнами, что бывало с ним, только в моменты сильнейшего нервного напряжения, за которым вот-вот последует взрыв, если только не устранена его причина.
Петрович, засунув руки в карманы, устроился на краю второго стола. Лицо у него каменное, как всегда, но заметно, что он тоже на взводе. Комбат, сам некурящий, никогда и никому не дозволял смолить в своем кабинете. Он бросил Никитину какой-то странный взгляд, смысла которого тот не понял. Вроде бы ободряющий, но вместе с тем тоскливый, так смотрят на безнадежно больных родственников.
- Садитесь, - услышал Никитин голос особиста. Тот указал на стул напротив себя.
- Спасибо, я пешком постою, - вежливо хамя, отказался Никитин.
- Да нет уж, лучше присядь…те, товарищ старший лейтенант. Разговор у нас с вами впереди до-о-олгий будет.
Никитин опустился на стул.
Майор выдержал паузу, разглядывая Никитина и без того узкими, прищуренными глазками, словно увидел впервые. Довольно дешевый прием, но особист, вероятно, считал себя тонким психологом.
- Что же вы, товарищ старший лейтенант, - наконец, начал Каримбетов, негромко и вкрадчиво, - себе позволяете?
- А это вы о чем?
- Да все о том же, дорогой… Оскорбляете старших по званию, причем намного старше вас. Уважаемых людей! Вот, старший советник, генерал-майор Колобов опять на вас жалуется! Насколько мне известно, это не первый случай!
Никитин пожал плечами, оправдываться было неохота.
Выручил его Петрович:
- Этот ваш Колобов постоянно требует, чтобы мои офицеры отчитывались перед ним, хотя прекрасно знает, что это требование незаконно.
- Кто требует? Уважаемый человек просто просит поделиться информацией, - начал было возражать Каримбетов.
- И это тоже незаконно! – повысил голос комбат, – Если кто-нибудь из моих подчиненных с ним хоть чем-нибудь «поделится», я его сам под трибунал отдам, за разглашение, ясно?
- Ну, зачем же так, мы же общее дело здесь делаем… - не сдавался особист.
- Не надо демагогии, товарищ майор! У меня есть разъяснение из Кабула, в том числе и по вашей линии, на этот счет. И есть инструкция о взаимодействии нашей и вашей служб. Хотите почитать?
- Ну, ладно, ладно… - Касымыч сделал примирительный жест рукой, – Я же не о том. Просто об уважении к старшим. У нас, на Востоке, старших принято уважать…
Ну, вот, поехало. Этот придурок снова завел свою любимую пластинку.
Никитин на какое-то время просто отключил внимание и слух, а когда включил их вновь, услышал все тот же медоточивый голос, вещающий с наставительными интонациями:
- Эту восточную притчу рассказал мне мой отец, который слышал ее от своего отца, а тот от своего, и так она передавалась из поколения в поколение… Двое юношей отправились в дальний путь, и в пути на них напали разбойники. Их привели к атаману, а тот был человеком преклонных лет. Один из юношей, когда атаман стал расспрашивать его, отвечал дерзко и неуважительно, и атаман повелел отсечь ему голову. А второй юноша почтительно опустился на колени и поцеловал полу его халата, а также воздал иные знаки уважения к его сединам. Атаман пощадил его и отпустил, щедро вознаградив…
Никитин похабно ухмыльнулся:
- А что это за «иные знаки уважения», товарищ майор.
