Дэн Ченслор - Разрушенное святилище
Он был удивлен, однако от вопросов воздерживался, поскольку первый же остался без ответа, причем молчание сопровождалось грозной гримасой.
Они подошли к боковому входу во дворец, где предупрежденная стража, разглядев пришельцев в окошко, сняла бревно, закрывающее ворота изнутри.
Следуя за сержантом, Визалиус прошел коротким коридором, вдоль которого в настенных скобах горели факелы, по три в каждой. Затем широкая лестница, где камень на ступенях имел пологие выемки с двух сторон, протоптанные за века ногами спускающихся и поднимающихся людей, повела их вниз.
Визалиус дивился гладкости отполированного камня под ногами и сержант, увидев его недоумение, коротко заметил, что даже последний недоумок не стал бы тратить алмазный полировочный порошок на иолы подземного хода.
В незапамятные времена здесь протекала река, и ее воды сгладили каменное русло. Потом ее отвели, соединив с потоком источника, бьющего на вершине горы и снабжающего водой весь город.
— Да ты сам видел, — продолжал он с неожиданной разговорчивостью, свидетельствующей о скрываемом волнении, — на каждом уровне свой бассейн, единая труба идет от источника, на каждом ярусе бронзовые отростки погружаются в резервуар, а вода течет ниже.
Задержавшись на миг перед разветвлением хода, ведущим в четыре стороны, он решительно шагнул в одно из них, не переставая объяснять.
— Во время войны вода так же важна, как оружие. Можно долго голодать, но без питья осады не выдержать. А мы имеем собственный источник, добраться до которого, минуя город, невозможно.
Ободренный словоохотливостью сержанта, Визалиус осмелился заметить.
— Но разве нельзя забраться наверх по противоположному склону? Или по боковым частям горы, где заканчивается полукруг каждой террасы?
От нелепости подобного предположения Сатурн даже рассмеялся.
— Ты еще не видел гору с той стороны. Там совершенно ровный обрыв, как будто камень срезали ножом, как равняют кусок сыра. А уровни охватывают выпуклую, более полотую часть горы и заканчиваются там, где смыкаются с обрывом на той стороне. Но и это не все — и возле источника, и у концов террас день и ночь дежурят солдаты, так, как и на крепостной стене, установлены метательные машины, котлы наполнены смолой и висят над уже сложенными, только не зажженными кострами. Потому никому, забери их Дармак, не удастся проникнуть в столицу.
Он вдруг замолчал с недовольным лицом, удивленный и раздраженный собственной болтливостью. Визалиус тоже предусмотрительно молчал, не желая навлечь на себя гнев разом построжавшего сержанта.
Кое-где по стенам сочилась вода, видно, несмотря на то, что реку отвели, влага ушла не вся и просачивалась через найденные в камне пути.
Вдруг Визалиус запнулся на ровном месте, едва не упав. Приглушенный расстоянием, из бокового неосвещенного хода, который трудно было даже заметить, раздался тоскливый вой, полный безысходной тоски и боли.
К нему присоединился гневный крик, мужской голос взывал о помощи и справедливости. Женщина голосила, проклиная убийцу Трибуна, донеслись плачущие детские голоса.
Обхватив рукоять меча, Визалиус бросился на помощь, по пробежав лишь несколько шагов, замер, остановленный зычным ревом сержанта.
— Стоять, мерзавец! Ты что, команду получил или капитаном стал, сам решаешь, что делать?!
Незадачливый спаситель с удивлением обернулся, предположив, что Сагурн не разобрал призывов о помощи.
— Разве ты не слышал? Там кричат, возможно, люди гибнут, там дети!
Сержант, глумливо искривив лицо, передразнил спутника.
— Там кричат, гибнут, дети! Клянусь матерью людей, Амириссой, ты один из самых ее дураковатых детей. Там, в конце темного хода, еще более глубокая пещера, в ее стенах прорублены конуры, где содержатся самые опасные преступники, богохульники и те, кто выступил против Трибуна и его законной власти. Он помиловал их, не предав смертной казни, но навечно заточил в темноту.
— Но дети… женщины…, — нерешительно протянул Визалиус.
В ответ Сагурн язвительно проговорил.
— А они не могут быть преступниками? Кроме того, нашлись недоумки, что решили разделить участь своих родных. Уверен, они не раз пожалели о своей собачьей преданности, но назад дороги не бывает.
Он повертел головой, отыскивая что-то, и со злобой сказал.
— А с солдатами, что должны стоять здесь на страже и запирать двери, ведущие в туннель, разговор будет особый. По распоряжению самого Трибуна, голоса этих людей не должны больше слышать живые. Наверняка эти болваны побежали смотреть из какой-то щели на торжество. Но ничего, они еще сегодня вдоволь повеселятся с моей помощью!
Что-то бормоча себе под нос, он, не оглядываясь, быстро пошел вперед, уверенный, что Визалиус следует позади. Тот действительно шел, потрясенный картинами, невольно встающими перед глазами — крохотные норы, со стен которых капает вода, обступающая день за днем темнота, стареющие лица и тела, теснота и зловоние.
А самое главное — постепенное умирание всякой надежды покинуть это страшное место. Сколько раз, должно быть, те, кто добровольно последовал за любимым человеком, выкрикивали проклятие в невидимое лицо, которое от жестоких слов искажалось мукой или ненавистью.
Поглощенный своими мыслями, Визалиус очнулся, когда яркий свет ударил в глаза. Они оказались в круглой зале, черные стены которой отражали мелькание огней множества факелов. Посредине стояла длинная скамья и на ней, спиной к входу, сидел человек, одетый так же, как Визалиус. Именно непривычная одежда в первую очередь привлекла его внимание и лишь когда человек стал оборачиваться, по знакомому движению плеч и головы он узнал Рог-варда.
Младший брат вскочил и со свойственной ему порывистостью кинулся навстречу. Визалиус обнял его за плечи, стесняясь слегка насмешливой улыбки сержанта, внимательно наблюдающего за ними.
Оба вопросительно посмотрели на него, и Сагурн ответил на невысказанный вопрос.
— Вам оказана высокая честь — участвовать в ритуале Пламя Защитников. Он проводится всегда перед началом крупных боевых действий. Перед гостями и наемниками из других стран, перед жрецами и высшими военными. Помните, там будет Терранд, и лучше вам оказаться в том боковом коридоре, он взглянул на Визалиуса, чем опозорить меня перед Главнокомандующим. Теперь…
Он не успел закончить, прерванный возгласом нетерпеливого Рогварда.
— А что мы будем там делать, да еще в этом шутовском наряде?
Сержант побагровел, светло-голубые глаза его стали почти прозрачными.
— Ах ты, сын вонючки! Ты с кем разговариваешь, кого прерываешь, падальщик? Нужно было взять тебя к себе в отряд, небось бы уже научился, как вести себя со старшими!
