Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой - Петр Ингвин
Направляя и поддерживая Тому за талию, самонавязанный кавалер переместил ее ближе к дельтаплану.
– Как вы догадались, я из Одессы. – Стукнув каблуками, рыжий пилот лихо козырнул. – Позвольте представиться, Александр, он же Шурик, он же Алик, он же Саша, он же Саня, он же, если приспичит, Искандер Двурогий.
– Какой?! – не сдержалась Тома, прыснув в мою сторону: – Слышал, Чапа?
Я завидовал ее умению мгновенно преображаться: из гнева – в серьезность, оттуда – в заразную для окружающих смешливость, заставляя ответно улыбаться всех, включая таких, кто не только не собирался, но даже думал, что не умеет.
– Македонского так звали, даже в Коране упоминается, – донесся голос второго пилота. Моего. – А меня – Абдул-Малик. – Курчавая по тыльной стороне ладонь огладила жгуче-черную щетину. – Можно просто Малик.
Повторенное имя перенесло ударение на «а». У крепко сложенного обладателя орлиного профиля вопросов к подопечному – ко мне – не оказалось. Только брови под надетым шлемом взлетели:
– Чапа?
– Вася, – буркнул я.
Малик понимающе кивнул. Вперед протянулась огромная пятерня, машинально мною пожатая.
– Но можно и Чапа, – смилостивился я. Люблю, когда относятся не как к ребенку. – Привык уже.
– Хорошо. Идем к аппарату. Вы вместе? – Его шлем качнулся в сторону девушки.
Я почему-то смутился.
– Да.
Боялся, не так поймут? Но не пускаться же в ненужные объяснения.
Малик посерьезнел, одесситу от бедра погрозил его внушительный кулак. Тот никак не среагировал. Но увидел. Я видел, что он увидел.
В общем, мой пилот, в отличие от некоторых, мне понравился.
Собранные дельтапланы установили на тележки, но нас к ним не подпустили. Сначала, следуя некой традиции, мы с пилотами отправились к ухоженной глыбе на краю оврага. Шурик нес цветы, большой и грозный Малик следил за нами, чтобы не отставали и не чудили. Визуальный ровесник одессита, он втрое превосходил того в плечах и во столько же проигрывал в талии. Смотрел Малик сурово, как орел на цыплят, но столь же отечески-оберегающе. Я сразу полюбил его за немногословность. Все познается в сравнении.
Малик первым остановился у камня, пропустил вперед Шурика и придержал нас.
Возложили.
Помолчали.
– У него здесь отец разбился, – вполголоса пояснил Малик, когда шагали обратно. – Года не прошло. Аппарат – вдребезги. И кусочков не собрали похоронить. А под склоном еще самолеты со времен войны, гражданский лайнер – много лет назад, несколько вертолетов… Много чего. Братская могила. Здесь воздушный поток особенный. Если не знать, лучше не соваться.
«Ободренных» таким образом, нас провели к опускавшимся под дельтапланы треугольникам, вопреки здравому смыслу именуемыми здесь трапециями. И началось. Сначала Тома, в подвеске за Шуриком, за ними – мы.
– Абдулла, поджигай! – весело кричал Шурик соратнику, готовившемуся со мной к старту во втором аппарате.
Малик выдал нехотя, всем видом демонстрируя, как надоел ему заезженный диалог:
– Я мзды не беру. Мне за державу обидно. Я мзды даю.
Уххх! – натянулась ткань, в лицо ударил воздух, и через миг далеко внизу мелькнули малюсенькие машины и совсем микроскопические люди.
И – тишина…
Глава 2
Управлять с помощью задницы – не про дурную голову. Про дельтаплан. Нет, про аппарат – так надо говорить. Местная специфика. Как моряку сказать, что корабль плавает или обозвать эсминец судном.
Свист ветра в тросах не мешал разговаривать, но мой пилот давал насладиться безмолвием и иллюзией самостоятельности. И полным единением с небом.
Тишину нарушил я:
– Смотри!
Малик резко повел вбок, настигая Шурика с Томой, но их аппарат упорно несся к обнаруженной мной посреди неба мерцающей воздушной воронке.
Мы не успели ничего понять. Ниоткуда возникший вихрь обжег лютым холодом, вскружил, перевернул, тут же окатил жаром, словно в костер уронил… и выплюнул. Исчез. Как в видео, когда вдруг кончаются деньги на безлимитке.
А в ушах:
– Мамочкааа-а-а! – тоненький угасаюший визг-вопль Томы, переходящий в инфразвук…
– Ай, шайтан тебя дери! – гортанно-каркающе, совсем рядом…
– Ой вэй… – снова издалека и снизу, с прибавлением многих непонятных слов и кое-чего понятного, но непечатного.
Я решил не выпендриваться. Просто орал. Кстати, ура, орем – значит, живы.
Время полета по вертикали осталось неизвестным. Секунда? Две? Как бы не так. Жизнь! Все мои небывало насыщенные, как оказалось, годы.
– А дельтаплан?!.. – вырвалось у меня.
Пошло прахом, что называть нужно по-другому. Какая разница, как называть, если он исчез! И… одежда. Все исчезло. Словно только что родившиеся, мы с пилотом сверзились в копну колючего сена, ушибив все, что возможно, и немножко друг друга.
Из шевелящегося вороха высунулась наголо бритая голова. Моя рука непроизвольно взлетела, ощупывая родные вихры до плеч. От сердца отлегло. До сих пор Малик был в шлеме, потому и всякие мысли.
– Живой?
– Даже немного здоровый, – просипел я, затем прокашлялся и закончил нормальным голосом: – Где Тома?
– Должна быть с Шуриком. Не бойся. Если что, он поможет.
Как раз этого я боялся.
Обходиться без одежды проблемы не составляло: погода благоприятствовала. Тепло и штиль. Полный. Откуда только взялся тот смерч?
Запах сена бил по мозгам. Копна оказалась невероятной горой, как в высоту, так и вширь. Пришедший на помощь кран «Рука Малика» играючи вызволил меня из осыпавшегося барханчика и водрузил на вершину. Пилот-инструктор произнес только одно слово:
– Интересно.
Все вокруг было золотым или зеленым за исключением нас: розовых, сидевших в желто-сером, местами до гнилостно-лежалого черного. Но мы смотрели не на себя. Заваливший долину сеномассив с трех сторон был окружен лесом, деревья начинались сразу за полосой кустарника, тоже окаймлявшего нас подковой. На грани видимости за лесом торчала труба или водонапорная башня. Но это мелочи, которые едва достойны упоминания, поскольку с четвертой стороны горизонт перегородили дымчатые каменные вершины. Горы.
Горы! Действительно, интересно, и еще как.
Вокруг – ни людей, ни машин, ни животных. На высочайшем из ближних деревьев – флаг на макушке. Одноцветный, но не черный, не зеленый, не красный. Какой-то грязно-серый.
Хм. Местность незнакомая. И – горы. Это у нас-то, где горой называют холмик или склон оврага. Мираж, что ли?
– Малик! – истерически донеслось с другого края гигантского сеновала.
– Шурик, – обрадовался лысый громила голосу приятеля. Его рука призывно вскинулась. – Мы здесь!
– Алло, кинь маяк!
– Не видит. Нужно обозначиться.
Огромными охапками Малик стал подкидывать сено вверх. Сработало. На четвереньках, смешно подбрыкивая на проваливающейся поверхности, одессит карабкался курсом на соломенный гейзер, словно свинка по трясине – сияя незагорелыми округлостями и при остановках прикрываясь одной рукой, поскольку другая использовалась в качестве третьей точки опоры.
– И как вам это нравится? – Добравшись до нас и плюхнувшись рядом,
