Нения - Олег Кельман
– Раб! – голос хорта, стоявшего посередине, нарушил затянувшееся страшное молчание.
Хали понял глаза и увидел, что надзиратель смотрит на испуганных людей. Они стояли перед ним на тех же местах, где недавно спали. Сгорбившись, на чуть согнутых ногах, они дрожали. Кто-то обмочился, кто-то тихо плакал. Но все чувствовали, что смерть в это утро пришла за кем-то из них, а может и за всеми сразу.
– Раб! Где они? – спросил все тот же хорт, но обращался не к кому-то отдельно, а ко всем сразу. Говорил он, как и другие представители своей расы, утробным гортанным голосом, что делало простые слова особо зловещими.
Хали робко осмотрелся, боясь повернуть голову.
– Где они? – львиный рев хорта раскатился по округе и заметался в скалах.
Рабы вздрогнули, а Хали не поверил той мысли, что пришла ему в голову. Он еще раз сделал попытку осмотреться.
Неподалеку стоял старик. Худой и измотанный, ему с каждым днем было все тяжелее работать. Он старался не подавать виду, но Хали часто слышал, как старец тяжело дышал, видел, как от бессилия опускались его руки.
Рядом со стариком стоял Пача. Он знал этого человека. Видел его несколько раз в храме, когда тот приносил дары в честь дня Большого Солнца.
Вот Лито. Этот парень был помощником конюха в деревне, и Хали не раз приводил к нему лошадей. Рядом стояли и другие люди, которых он раньше не знал. Кажется, всего их было одиннадцать.
А сейчас… Хали начала бить крупная дрожь, и он еще раз пересчитал стоящих рядом людей. Девять…
В глазах стало темнеть от накатившего ужаса. Он знал, что остальных будет ждать наказание. Наказание за побег. Но как? О Солнцеликий, как им удалось? Бежавшие не подумали, что ждет остальных. Или подумали, но им было все равно. В любом случае за их проступок ответить придется оставшимся рабам.
– Кто из раб знать, где они? – хорт начал двигаться в сторону людей. Проходя мимо, он заглядывал в глаза. Внимательно смотрел, будто мог прочесть мысли, увидеть то, что видели глаза каждого раба.
Проходя мимо Хали, он остановился. Монах смотрел на землю под ногами, боясь пошевелиться.
– Смотреть, – произнес хорт.
Хали поднял голову и встретился с ним взглядом. Бронзовые, блестящие, обрамленные черными густыми ресницами глаза переливались в лучах восходящего солнца. Меняли цвет, как масляная пленка на воде. Они завораживали и пугали одновременно. Еще секунду хорт смотрел на раба и отвел взгляд, обращаясь уже ко всем.
– Раб, который говорить, жить, – клокотание его голоса вблизи напоминало рокот горнила в кузнице, и казалось, что изо рта вот-вот вырвутся языки пламени.
Он пошел назад, а Хали провожал его взглядом. Остальные надзиратели стояли в стороне и наблюдали за происходящим. Несомненно, этот хорт был главным, и в его руках сейчас находились судьбы всех, кто остался сегодня утром в этих скалах. И Хали уже ничуть не сомневался, что, если никто не заговорит, для всех рабов это утро может стать последним.
Внезапно главный остановился возле старика и положил руку ему на плечо. Показалось, что рука хорта была так тяжела, что старец зажмурился, удерживая ее на плече, медленно прогибаясь под ее весом. Но на самом деле старик просто боялся. Страх был так силен, что его ноги подкашивались, а по обветренным морщинистым щекам катились слезы.
– Кхаррит, ты говорить мне, где они, – теперь хорт обращался уже прямо к старику.
Молчание висело в воздухе. Слышны были лишь всхлипы плачущего старика, который, казалось, забыл родной язык.
– Ты сказать мне, где они? – тихо спросил главный, чуть наклонясь над ним.
Старик открыл рот, но слова застряли, и он только замотал головой.
– Я… я… я… я не… – он задыхался от страха. – Я не… не знаю…
Хорт смотрел на него еще несколько мгновений, а потом резко толкнул в сторону остальных сероликих. Старик успел сделать лишь несколько шагов и, уже падая, был подхвачен за руки двумя надзирателями, которые стояли ближе всех. Хали увидел, как в то же мгновение в руках главного молнией сверкнул ятаган. Сделав шаг, хорт вскинул клинок, отрубая упавшему пленнику руку. Хали зажмурился, но все слышал. Слышал, как кричал старик, как в агонии он катался по земле и захлебывался собственной слюной. Как крики превратились в хрипы. Измученный человек больше не мог выносить боль. Хали открыл глаза.
– О Солнцеликий! – сорвалось с его губ, и он закрыл рот рукой.
Кровь. Она была везде: на песке, на скалах и камнях, на стражниках и рабах. Старик уже был бледен. Его кожа стала почти такой же серой, как и у хортов, спокойно наблюдавших все это время за казнью. Главный стоял рядом с умирающим.
– Хур! – рыкнул он, и один из сероликих подошел к старику и поднял его на колени. В следующий миг ятаган вновь описал в воздухе полумесяц, отсекая умирающему человеку вторую руку, за которую его и держали. И вновь раздался крик. Но в этот раз уже короткий. Старик потерял сознание и упал вперед, разбивая лицо о камни.
Помощник бросил отрубленную руку под ноги рабам. Хали посмотрел на них. Ужас, что застыл на лицах, могла видеть только сама смерть, которая пришла сегодня и уже, кажется, наложила на них свои костлявые пальцы. Через несколько мгновений она заберет с собой первого, и это только начало.
Главный хорт повернулся к рабам, направив в их сторону оружие. С клинка еще срывались и падали на песок густые красные капли.
– Два раб уходить и два раб умирать, – произнес он приговор оставшимся людям.
Все стало ясно. Этим утром предстояло умереть еще одному. Это было неизбежно, как восход солнца. Вопрос только – кому.
Хорт водил кончиком ятагана из стороны в сторону, обводя всех рабов. Хали стоял с краю, и, указав на него, клинок на миг остановился, но тут же продолжил движение обратно и через секунду замер на Паче. Раб опустился на колени, не в силах отвести глаза от окровавленного оружия, указавшего на него.
– Не надо, – прошептал он. – Пожалуйста. Я ничего не знаю.
Двое хортов, что прежде держали старика, подошли к Паче и подняли его с колен.
– Не надо… – он начал плакать. – Пожалуйста.
Его дыхание сбивалось, а губы скривились в судороге.
Хали вновь закрыл глаза. Но сейчас он уже не боялся. Страх, который еще недавно зверем бился в его груди, исчез. Монах шептал священные слова молитвы, уже не боясь, что хорты это заметят. Он молил Солнцеликого спасти этого человека, его душу. Слова звучали в его голове, и Хали не мог слышать, как хорт вновь вскидывает клинок, как плачет человек, который когда-то приносил дары в храм. Он слушал лишь свой священный шепот,
