Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко
Лекарь затравленно переводил взгляд с одного на другого. Отпустит ли его ярл? Заберёт ли его обратно Ингве? Остаётся уповать на его покровительницу в стране этих варваров.
Дверь с улицы тихонько отварилась. По ногам потянуло холодом. Люди, щурясь, посмотрели на фигуру, стоящую в дверном проеме.
– Сигирд? Что ты тут делаешь? – ярл первый узнал гостью. Он не мог разглядеть её лица, но она была единственной женщиной в селении, которая уже со дня на день готовилась стать матерью, её фигуру можно было узнать издалека по объёмному животу.
Женщина, ничего не ответив, сделала шаг вперед. Её походка была шатающейся и неуверенной.
– Где твой муж, Сигирд? – ярл начинал злиться. Вздумалось же этой курице шататься по Медовому залу, когда он принимает высоких гостей.
Ингве со спокойным интересом рассматривал гостью – в доме конунга на такие вольности смотрели сквозь пальцы. Женщина – она существо слабое, глупенькое и впечатлительное, особенно в таком положении.
Сигирд вышла на свет, и бывалые воины отшатнулись от неё. Лицо женщины было белым, как полотно, черные росчерки вен выглядывали из горловины льняной небелёной рубахи и поднимались вверх по шее и щекам. Глаза, словно блестящие в горячке, бешено вращались.
Она, покачиваясь, целенаправленно шла к ярлу.
– Мне нужна Агне, – одними губами прошептала она. – Мне нужна ведьма. Где она?
– Сигирд, успокойся. Нет больше ведьмы. Сейчас лекарь тебя посмотрит…
Женщина словно не слышала своего ярла. Она шла напролом, не видя перед собою ничего.
– Он не поможет. Мне нужна Агне… Мой ребёнок съест меня… – страх, волнами исходящий от беременной женщины, подавлял. Первобытное, ничем не затуманенное чувство разливалось по Медовому залу, заражая бывалых воинов. Даже Ингве зябко передернул плечами.
– Уведи её к мужу, – ярл кивнул лекарю. – И дай ей успокоительного. Пусть отоспится.
Лекарь подскочил со своего места, словно ужаленный, намереваясь исполнить приказ. Ингве только болезненно поморщился – он бы точно не доверил этому змею беременную бабу.
Теперь, когда лицо Сигирд было хорошо видно, он понимал, что ни одна виденная им болезнь (а повидал он не мало) не похожа на увиденное в Медовом зале.
Ингве хотел было сказать ярлу, что зря он так с ведьмой, но передумал: кто знает, что произошло между ними. Может, действительно чем обидели, и в отместку она наслала проклятие. А может, из ума выжила. Нужно разобраться.
– А дом ведьмы разбирали? – спросил он наконец. – Она точно там осталась?
– Нет, – Балдер начал успокаиваться. – Вчера пепелище ещё горячее было. Сегодня разберём.
– Мы поможем, – Ингве подумал, что действительно нужно поискать труп этой ведьмы. Потому, что, если она жива, особенно если вины её в болезни этих людей нет, скорее всего будет мстить. Кто знает, что обиженной женщине в голову придет. – Видел я, у вас ещё один дом горел. Тоже ведьминых рек дело?
– А чьих ещё, – ярл зло усмехнулся. – Она как поняла, что мы в зиму кормить её не собираемся – так и начала на нас беды слать одну за другой. Целую семью уморила и дом их сожгла.
Больше Ингве старался не задавать вопросов Балдеру – слишком ярл болезненно реагировал на всё, что связано с этой женщиной. А как бы реагировал он?
После обеда воины распределились по подворьям. Им было предложено остановиться в Медовом зале – там было помещение, похожее на казармы, специально для таких случаев. Но слишком в этом доме отдавало безумием, накладывающимся на и без того тяжёлую атмосферу.
То, что ведьма спаслась, доверенный конунга мог сказать, только посмотрев на пепелище. Всё вокруг было засыпано снегом почти по пояс.
– Чьи это следы? – Ингве указал пальцем на отпечатки грубых мужских сапог.
– Къелла. Моего брата, – Балдер, который тоже решил соприсутствовать при разборе пепелища, болезненно щурился, глядя на снег. – Надеюсь, он добьёт эту тварь.
Чёрные, обгоревшие брёвна рассыпались прахом в мозолистых руках мужчин, норовили выскользнуть, пачкали одежду, но люди всё равно осторожно разбирали завалы. Настроение было мрачное – все знали, что в ведьмином доме жила маленькая девочка. И поднялась же рука…
Весь световой день ушёл у них на то, чтобы разобрать обгоревший и, словно сложившийся внутрь себя, дом. С каждой разобранной комнатой или откинутой балкой кто-то из людей конунга вздыхал с облегчением. Кто-то – хмурился. Ингве получил подтверждение своим словам: тел не было.
– Я тебя поздравляю, Балдер, – он мрачно посмотрел ярлу в глаза. – Даже если ведьма не виновата в ваших бедах – она сейчас очень зла. Почему не смогли договориться?
Он, не дожидаясь ответа, махнул рукой своим людям, направляясь в селение и оставляя за спиной пустое пепелище.
Часовые уже сменились и теперь готовились закрыть ворота, как только все жители окажутся за частоколом.
– Где дом Сигирд? – Ингве на мгновение остановился возле стражника.
Тот, переминаясь с ноги на ногу, в ожидании холодной и скучной ночной смены, молча, указал на один из домов.
Мрак дома разгонял только жаркий огонь в очаге, факелы тускло тлели. Окна были наглухо закрыты ставнями и не пропускали последние солнечные лучи. Стоял затхлый запах редко проветриваемого помещения, словно не хватало кислорода для полноценного вдоха.
Женщина лежала на топчане, её необъятный живот горой возвышался над щуплым телом. Она уже не дышала. У её ног сидел убитый горем супруг. Совсем ещё юноша – сколько ему? Девятнадцать? Он спрятал лицо в руках, плечи его содрогались в беззвучных рыданиях.
Рядом топтался лекарь. В одной руке он держал кинжал, в другой – металлически поблескивающий камень, с которого соскабливал стружку и засыпал женщине в приоткрытый рот. По её бледному запястью, виднеющемуся из-под стёганного одеяла, стекала тоненькая струйка крови. Густые, быстро застывающие капли вязко отрывались от пальцев и падали в подставленную бадью.
Завидев Ингве, лекарь засуетился, пряча за пазуху камень.
– Ты что натворил, собака? – глаза норда налились кровью.
– Это ведьмино проклятие убило её! Я сделал всё, чтобы спасти две жизни!
– Может, ребенок ещё жив? – шёпотом спросил Энок, зашедший в дом следом за своим командиром. Бывалого воина передернуло от увиденного. Не должны женщины с детьми умирать. Это прерогатива мужчин.
– Ребёнок умер в утробе матери уже давно, – громко ответил лекарь, не заботясь, чтобы
