Эпидемия - Евгений Юрьевич Лукин
В дверном проеме возник и почти полностью его занял квадратный сорокалетний блондин с выдающимся подбородком. Несколько долгих секунд он молча смотрел на чаевничающих, затем разомкнул уста.
— Добрый вечер, Иоганн Себастьянович, — сказал он.
Из-за плеча его выглянула еще одна физиономия столь же волевых очертаний.
— Милости просим, — приветливо откликнулся хозяин. — Поздненько вы…
Не отвечая, первый из пришедших сосредоточился на троице террористов. Под его взглядом тех повело и скорчило.
— Что, партизаны? Мало в прошлый раз показалось? — тихо-зловеще осведомился блондин. — Вы что творите?.. А тебя-то, Громовица, как сюда занесло?
— Вот… занесло… — нехотя отозвалась она.
Вопрошающий мельком покосился на Треплева, затем приостановил на нем взгляд и озадаченно нахмурился, словно бы припоминая, где они могли видеться раньше. Не вспомнил, досадливо мотнул головой и снова повернулся к Тихонам.
— Поссорить хотите? — процедил он. — Да если нам Иоганн Себастьянович из-за ваших проделок в укрытии откажет… Единственная тихая точка между первой и третьей резервацией! Ну-ка встали все — и на выход!..
— Ничего… подобного… — посапывая трубкой, объявил радушный хозяин. — Завернули ребята на огонек… чайку попить…
— На огонек?.. — Пришелец раздул ноздри. — А мы вот на шумок…
— Да это я сам по ошибке не ту кнопку нажал, — весело глядя на грозного блондина, объяснил композитор. — Далеко было слышно?
— Далеко…
— Чайку не желаете?
— Нет, спасибо… Значит, все в порядке, говорите?
— Абсолютно!
С огромным сомнением блондин оглядел обрывки скотча на пижаме добрейшего Иоганна Себастьяныча.
— Ну что ж… Коли так, то всего хорошего. А с вами… — Взор его снова стал беспощаден. — С вами, друзья, разговор еще предстоит… Нет, но как вам это понравится! — снова вскинулся он ни с того ни с сего, при этом обращаясь почему-то исключительно к Антону. — Два места в Думе обещали — тут бы удачу не спугнуть, лояльность свою доказать, а эти… Устроили, понимаешь, треплевщину! Шестидесятилетие отметить решили! Все могилы — в цветах, на пузе у каждого — портрет! Ну и какие после этого места в Думе?
Запнулся, насупился, крякнул. Оделил напоследок Антона Треплева все тем же озадаченным взором — и вышел.
«Туп, туп, туп…» — зазвучали ступени. Потом умолкли. Юные партизаны переглянулись и обреченно вздохнули. Надо полагать, в результате сегодняшней диверсии неприятностями они себя обеспечили на много дней вперед. Иоганн Себастьянович меланхолически выколотил содержимое трубки в мельхиоровую пепельницу.
— Кто это был? — поинтересовался Антон.
— Вице-мэр первой резервации… Большой интриган, учтите… Круто в гору идет. В Думу вон, сами слышали, пролезть намерен…
— В какую Думу?
Владелец особняка и окрестностей невольно покосился на гостя, наделенного столь странным чувством юмора.
— Дума у нас одна, — напомнил он. — Невеселая, правда, но Дума…
— А что ж это он сам в дозор ходит? Людей не хватает?
— Понятия не имею. Видимо, за людьми тоже глаз да глаз нужен… Однако засиделись мы с вами. Предлагаю ночлег. Располагайтесь кому где понравится. Особняк большой — места всем хватит…
Глава 5
Ночные беседы
Не спалось. В стеклянную дверь лезла голая бесстыжая луна. Почему она такая большая? По идее, должна была уменьшиться. За год, говорят, удаляется от Земли на целый сантиметр. Двадцать лет — двадцать сантиметров, не шутка…
А ведь ты идиот, Антон Треплев! Сам-то хоть это понимаешь? Были у тебя другие варианты?.. Да были, были же!.. Явка с повинной, искреннее раскаяние… смягчающие обстоятельства… вред здоровью нанесен неумышленно…
Да, но чьему здоровью?!
И вспомнилась Антону давняя история. Жил в соседнем доме криминальный авторитет местного значения — Гоша. Вышел он однажды во двор — глядь, а на металлической стенке гаража выведено огромными буквами: «Гоша — пидор». Сперва глазам не поверил. А поверив, поднял всех своих бойцов и велел достать козла. Хоть из-под земли! Достали. И выяснилось, во-первых, что автору оскорбительной надписи лет четырнадцать, а во-вторых, в виду-то имелся совсем другой Гоша.
Однако виновному, поверьте, от этого легче не стало.
Вот и Антону Треплеву наверняка не стало бы…
Значит, правильно он сделал, что кинулся к Голокосту. Да, но квартира, дача, работа… А что взамен?
И захотелось взвыть в голос.
* * *
Обещанный Громовицей учебник напоминал прямоугольник толстого полиэтилена. Был он гибок, но при включении распрямлялся и твердел. В целом ничего мудреного — тот же планшет, причем довольно простенький в обращении. Экран светящийся, так что можно читать и в темноте.
Собственным портретом Треплев остался недоволен: похож-то похож, но уж больно мрачен. Гораздо мрачнее, чем на животах у трех Тихонов. Уголовник какой-то…
Текст под фотографией озадачивал диким количеством грамматических ошибок. Такое впечатление, что за канувшие два десятилетия успели провести реформу правописания, да и не одну…
С трудом продираясь сквозь невероятную орфографию, Антон одолел три первых абзаца. Фактический материал, как ни странно, почти соответствовал действительности. Единственное, к чему можно было придраться: пьяная выходка Треплева превратилась в тщательно спланированный теракт, а сам хулиган-одиночка обернулся руководителем подпольной организации. Его невесть откуда взявшиеся адепты поклялись любой ценой продолжить дело бесследно исчезнувшего лидера, по одним слухам покончившего с собой, как ниндзя, по другим — уничтоженного спецназом…
Об Иоганне Себастьяновиче и Оболенском — ни слова. Равно как и о Ефиме Григорьевиче Голокосте. Мелкая сошка…
Тоска нахлынула вновь. Назад дороги нет. Хочешь не хочешь, а придется выживать. И не где-нибудь, а именно здесь. И не когда-нибудь, а именно сейчас…
Не выключая, сунул учебник под подушку, отбросил махровую простыню, встал и вышел на балкон, если, конечно, можно так назвать огражденную резными перилами внешнюю галерею. В дальнем ее конце растопырились несколько плетеных кресел, а над ними всплывал просвеченный луной сгусток трубочного дыма.
Ночи в августе были все так же прохладны, как и двадцать лет назад. Антон приостановился, прикидывая, не вернуться ли за одеждой.
— Тут пледы есть… — негромко сказали ему из кресла.
Приблизился, принял из рук хозяина сложенный плед, развернул, накинул на плечи, сел напротив. Помолчали.
— Много чего стряслось? — хмуро спросил Антон.
— Когда?
— За последние двадцать лет… Войны, как понимаю, не было?
Иоганн Себастьянович ответил не сразу. Долго смотрел на собрата по бессоннице, потом затянулся и вновь выпустил в лунный свет дымного призрака.
— Так… Были по мелочи…
Голос его звучал почти равнодушно.
— Все не поверишь никак… — с горечью упрекнул Антон.
— Во что? — со скукой переспросил бывший карточный партнер. — В очередное воскрешение Треплева? Нет, конечно…
— Очередное?!
— Переигрываешь, — последовало замечание. — Тот же текст, но не так трагично… Поверь мне, выйдет естественней…
Антон
