Гай Орловский - Любовные чары
Фицрой услышал, повернул на ходу голову, глаза заблестели живейшим интересом.
— Какое-то заклятие?
— Да, — ответил я. — Пытаюсь понять, что приоритетнее.
— И как?
— Еще не понял, — признался я. — Я за величие…
Он спросил невинно:
— И его цену?
Я насторожился, повернулся к нему так резко, что едва не перекрутился в поясе, даже вроде бы защемил какие-то кишки.
— А ты откуда знаешь?
Он посмотрел на меня в изумлении.
— Так это же очевидно. И все над этим думали. Ну, не простолюдины, конечно, а мудрецы вроде меня. Ну, не совсем меня, а моего деда. Стоит ли строительство величественнейшего дворца невероятных усилий, сотен смертей, тысяч разоренных и умерших от голода?..
Я спросил осторожно:
— И к чему он пришел?
Он криво усмехнулся.
— Сказал, что все в зависимости от.
— От чего?
Он горько усмехнулся.
— А вот этого и не сказал.
Я сказал со вздохом:
— Город просто… даже не знаю. Люблю величественное. Пусть даже построено на крови… даже на большой крови. Но я вообще-то предпочитаю верить, что все это построено на одном энтузиазме, с песнями и ликованием. И никто себе даже пальчик не прищемил.
Наши радушные хозяева все-таки, как я заметил, прислушиваются, как и о чем говорим, как на что смотрим. Для того наверняка и провели пешком, пусть тут и недалеко, но можно бы и на повозке, если уж поскорее за пиршественный стол…
Глава 10
Финнегану отвели отдельную комнату, Эллиану и Баффи — одну большую на двоих, где три постели, большой стол и куча стульев у стен, а также огромный камин, а нам с Фицроем выделили нечто вроде наскоро убранного от мусора чулана, где две кровати с трудом поместились под стенами, проход между ними едва-едва.
Я поморщился, но Фицрой беспечно отмахнулся.
— Ерунда! Мы что, не ночевали вовсе в лесу?
— Там птички, — возразил я. — Чирикают.
— А тут женщины, — напомнил он. — Щебечут.
— Уже кого-то присмотрел?
Он негодующе фыркнул.
— Что значит «присмотрел»? Уже и договорился. Так что храп твой слушать будет некому.
Я изумился:
— Когда ты успел? Почему я ничего не слышал?
— А язык взглядов? — поинтересовался он. — Ты что, в самом деле его не знаешь? А условные знаки? А на какое ухо шляпа надвинута?.. Что, в самом деле?
— Я человек простой, — сказал я пристыженно, — из медвежьего угла, таких тонкостей мое образование не позволяет.
— Ха, — сказал он саркастически, — тогда бы… Ладно, вон уже зовут на ужин. Пойдем, здесь хорошо накормят.
— Откуда знаешь?
— Престиж, — напомнил он напыщенно. — Король должен выказывать величие во всем. А за столом величие виднее всего!
— Чего вдруг?
— А ты не понял?
— Не, — ответил я. — Я же человек простой…
— …а еще из медвежьего угла, — подхватил он. — Надо бы как-то посмотреть на твой медвежий угол. В общем, пир будет еще тот. Обещаю, хоть я и не Антриас.
Дверь без стука распахнулась, на пороге возник Эллиан. Не глядя ни на меня, ни на Фицроя, объявил в пространство:
— Глерд Финнеган велит вам зайти немедленно к нему.
Я спросил испуганно:
— Что-то случилось?
Он посмотрел на меня надменно и ушел, оставив дверь открытой. Я оглянулся на Фицроя.
— Чего это он?
Фицрой пожал плечами.
— Зайдем, узнаем. Аппетит нам, думаю, не испортит.
— Нам ничто не испортит, — подтвердил я, но сердце екнуло. — А вот мы можем.
Эллиана в коридоре уже нет, словно он, едва скрылся из виду, сбросил важность и бежал во всю прыть, пока ему не испортили как аппетит, так и что-нибудь еще…
Финнеган оглянулся на стук двери, у него в комнате Баффи и Эллиан, последний еще не успел сесть, Финнеган сказал нам властно:
— Раз уж мы все в посольстве, то должны вести себя соответствующе. Первое — рот на замок. Никто из вас ничего не говорит. Говорю только я, а в исключительных случаях — глерды Эллиан и Баффи. Вам же двоим надлежит отвечать, что вы только слуги.
Фицрой пожал плечами, я ответил зло:
— Мы не слуги, вам это ясно.
— Но необходимость, — возразил Финнеган.
Я прервал:
— Простите, глерд, но не люблю, когда наезжают. И не надо мне тыкать в глаза своей знатностью рода, я повидал и более знатных, если вы еще не поняли.
Он повысил голос:
— Глерд!.. Я забочусь об интересах королевства. Лишнее слово может обрушить все. Мы прибыли для того только, чтобы передать королю Антриасу желание королевы уладить дело миром!
Я заметил зло:
— Для этого достаточно было отправить простого гонца на быстром коне…
Финнеган охнул, замолчал, не находя слов, а Эллиан сказал, морщась так, будто хлебнул вместо сладкого вина старого уксуса:
— Глерд, вам лучше молчать, когда не понимаете. Для короля было бы оскорбительно получить письмо, переданное простым посыльным. Такое должны делать наиболее уважаемые люди. Наиболее, если вы еще не поняли!
Баффи вздохнул, сказал с укоризной:
— Глерд… я не знаю, зачем ее величество прикрепили вас к посольству, но мне кажется, королева сделала ошибку.
Финнеган посмотрел на одного, на второго, вперил в меня злой взгляд.
— Глерд Юджин!.. Покиньте эту комнату и займитесь чем-нибудь попроще. Если вы что-то умеете. Но я запрещаю вам общаться с придворными и даже слугами в этом дворце!
— Мудро, — сказал Эллиан, он старался, чтобы это звучало как констатация, но подхалимаж вылез, как свиная шкура из-под позолоты. — И очень своевременно.
Я отступил на шаг, отвесил холодный поклон.
— Хорошо. Но я сообщу королеве, что вы, вместо того чтобы сделать все для предотвращения войны, просто передали ее письмо, а потом только пировали и развлекались. Будьте здоровы.
Я повернулся, кивнул все еще пребывающему в ступоре Фицрою и пошел к двери быстрыми шагами.
Когда уже взялся за дверную ручку, услышал за спиной злой голос Финнегана:
— Вернитесь и сядьте!
Я дернулся, правильнее было бы в самом деле вернуться, но злость бурлит, меня унизили, я ответил резко:
— А не опоздали вы с приглашением сесть, высокочтимый глерд?
И вышел, хлопнув дверью, только в коридоре сообразил, что это я сам что-то занесся или меня занесло, как говорят, когда хотят чуточку оправдаться, дескать, это не я лично, а меня… сам я как бы не виноват вовсе. Ладно, возвращаться тем более глупо.
Фицрой вышел следом, сказал обвиняющее:
— Ты мне чуть нос не прищемил!.. Взбесился, что ли? Старики, чего с них возьмешь.
— Эллиан и Баффи не старики, — возразил я. — Ладно, пошли отсюда.
