Терновая цепь - Кассандра Клэр
Джеймса охватила паника. Кит высказался совершенно ясно: от этого можно умереть. Мэтью потребуется по меньшей мере две недели, чтобы его организм перестал требовать алкоголя. Прошло всего несколько дней. Мэтью может умереть, думал он, умереть прямо здесь, у него на руках, и они разлучатся навсегда. Никогда больше он не увидит своего парабатая – такого безрассудного, дерзкого, доброго, щедрого, преданного… Он лишится половины своей души.
Трясущейся рукой Джеймс выудил из кармана стило, поймал руку Мэтью, который не слушался его, прижал к себе. Приложил к коже острие и изобразил исцеляющую руну.
Руна вспыхнула и тут же погасла, как дешевая спичка. Джеймс прекрасно понимал, что руны в Эдоме не действуют. Но он не оставил свои попытки. Он слышал голос Джема, негромкий, спокойный. «Ты должен окружить себя крепостью самоконтроля. Ты должен узнать свою силу, чтобы уметь распоряжаться ею».
Он изобразил вторую иратце. Она тоже мгновенно обесцветилась. За второй последовала третья, четвертая, а потом он перестал считать, безостановочно водя стилом по коже Мэтью, изо всех сил заставляя себя сосредоточиться на руне, на том, чтобы она осталась, не исчезала, мысленно приказывая ей подействовать.
«Не забывай, что руны – это язык ангелов, – повторял он мысленно, нанося очередной символ. – Не забывай, что во всей вселенной нет и не может быть такого уголка, где они не имели бы никакой силы».
Он смотрел на руну, уверенный в том, что она сейчас обесцветится, растает. Но руна никуда не делась. По крайней мере на минуту руна задержалась на руке Мэтью, но потом под пристальным взглядом Джеймса очень медленно начала светлеть.
Мэтью перестал трястись и корчиться. Пока исцеляющая руна не исчезла, Джеймс принялся торопливо изображать новые иратце. Как только старые начинали терять силу, он повторял их, снова и снова.
Мэтью лежал спокойно, ровно и глубоко дыша, и недоверчиво разглядывал свою руку, покрытую черными и серыми линиями.
– Джейми bach, – пробормотал он. – Ты не можешь продолжать так до рассвета.
– Это мы еще посмотрим, – хмуро произнес Джеймс, прислонился спиной к стене и устроился поудобнее.
Грейс и Джесс обнаружили в лаборатории мешок с миниатюрными петардами и около часа развлекались, взрывая их в камине. Они отличались от обычных фейерверков тем, что их не нужно было поджигать – надо было лишь прикоснуться острием стила и бросить подальше, после чего петарда взрывалась с оглушительным хлопком.
Они с Джессом смеялись, глядя на фейерверки, и, хотя смех был немного истерическим, Грейс расслабилась. Удивительно, к чему может со временем привыкнуть человек: к игре в прятки со Стражами, к рысканью по заброшенным домам. К битому стеклу и перевернутым экипажам на улицах. К бессмысленным взглядам прохожих. С другой стороны, после восьми лет под одной крышей с Татьяной Блэкторн все это едва ли могло вывести Грейс из равновесия.
К одному Грейс не могла привыкнуть: к ощущению полного бессилия. В ее распоряжении имелись все заметки Кристофера, ее собственные записи. Во время заключения в Безмолвном городе ей казалось, что она находится на пороге открытия, что решение проблемы огненных сообщений совсем близко. Что они с Кристофером сумеют довести до конца эту работу.
Но сейчас… С помощью Джесса она испробовала все, что приходило ей в голову, – заменяла ингредиенты, руны. Все было напрасно. Они даже не смогли повторить успех Кристофера, которому все-таки удавалось отправлять сообщения, пусть даже они и сгорали по пути.
Это было единственное, что она могла сделать, это должно было стать ее вкладом в победу над Велиалом, думала Грейс. Они с Джессом оставили петарды и сидели, уставившись на покрытый рунами свиток пергамента, разложенный на рабочем столе. Единственное доброе дело, которое она могла сделать после всего совершенного ею зла. Но, видимо, судьба отняла у нее даже шанс искупить свою вину.
– Как мы поймем, что у нас все получилось? – спросил Джесс, разглядывая пергамент. – Что должно произойти, по-твоему?
Увы, в этот момент судьба нанесла Грейс очередной удар: свиток задымился, раздался взрыв, пергамент вспыхнул и полетел на пол. Там он продолжал гореть, но почему-то не обугливался и не превращался в пепел.
– Не это, – вздохнула Грейс.
Она пошла в другой конец лаборатории за каминными щипцами. Подцепила пергамент, который продолжал пылать, и отнесла его в камин.
– Во всем нужно видеть хорошее, – заметил Джесс. – Ты изобрела… негасимый пергамент. Кристофер гордился бы тобой. Он обожал взрывы и пожары.
– Кристофер, – ответила Грейс, – на моем месте уже закончил бы работу. Кристофер был настоящим ученым. Я просто увлекаюсь наукой, я любитель. Между этими двумя понятиями существует большая разница. – Она стояла, глядя на пылавший в камине свиток. Зрелище было живописным, края пергамента, охваченные белым пламенем, напоминали кружево. – Какая ирония. Велиал не приказывал матушке убивать Кристофера. Думаю, он даже не подозревал о его существовании. Но, совершив это убийство, она, вероятно, обеспечила Велиалу победу.
Слова не могли выразить ее досаду. Она швырнула карандаш через всю комнату, и он стукнулся о шкаф с картотекой.
Джесс прищурился. Грейс не свойственны были подобные вспышки.
– Ты когда в последний раз ела? – спросил он.
Грейс поморгала. Она не могла вспомнить.
– Я так и думал. Я схожу, пошарю у них в кладовой, хорошо? Надеюсь на бисквиты, но боюсь, что придется удовольствоваться консервированными бобами, – сказал он, направляясь к лестнице.
Грейс поняла, что брат хочет дать ей возможность побыть в одиночестве, собраться с мыслями, но она не могла думать. Она потерла покрасневшие глаза. Присутствие Джесса не мешало ей. Проблема заключалась не в нем. Грейс нуждалась в помощи Кристофера.
Девушка положила ладонь на деревянную столешницу, покрытую царапинами и ожогами, побелевшую от химикалий. Эти следы остались после опытов Кристофера. Порезы, взрывы, пролитые кислоты. Шрамы после нескольких лет работы – это напомнило ей шрамы, которые носил каждый Сумеречный охотник, бледные очертания нанесенных когда-то рун.
В мозгу промелькнула какая-то смутная мысль. Что-то насчет рун. Руны и огненные сообщения…
Кристофер сразу понял бы, что следует делать.
– Кристофер, – тихо произнесла она, проводя кончиками пальцев по длинному порезу на деревянной поверхности. – Я знаю, что тебя больше нет, что ты ушел навсегда. И все же я чувствую твое присутствие. Во всем. Каждый предмет здесь напоминает о тебе… и то, в каком порядке разложены и расставлены реактивы, оборудование, книги… Я вижу тебя во всем. Единственное, чего мне хотелось бы, – это сказать тебе, что ты… небезразличен мне, Кристофер. А я думала, что в реальности таких
