Из глубин - Вера Викторовна Камша
1-й день месяца Весенних Волн 391 года круга Скал
Мне легче не спать вообще, чем ложиться на три или четыре часа, пребывая к тому же в дурном настроении. Оказавшуюся бессонной ночь я закончил, приводя в порядок свои записки, и к урочному часу был более или менее спокоен. Тех, кто ставит слово ниже шпаги, пусть она и рассудит. Это и логично, и справедливо, тем более что в моем классе Этьен и Анри более или менее равны. Даже пожелай я кому-то из них подыграть, я бы смог это сделать, лишь втянув своего избранника в заговор, и то с неочевидным результатом. Можно предупредить испытуемого о вопросах, в крайнем случае передать ему ответы, но это лишь одна чаша весов. Уберечь от ошибки одного проще, чем заставить ошибиться другого.
Позавтракать тем не менее я толком не смог, ограничившись травяным отваром и парой ломтиков сыра. Мелькнувшая было мысль зайти к Робсону и попросить у него успокоительное так и осталась лишь мыслью, поскольку явился отец Эразм. Мне оставалось лишь поправить шейный платок и отправиться вместе с ним в апартаменты капитана. По дороге выяснилось, что я прямо-таки очаровал пучеглазого Арамону, а мой приход в Лаик стал несомненной удачей для всех, поскольку от услуг моего предшественника пришлось отказаться. Разумеется, по его вине. Об испытании как таковом аспид не говорил, но намеков не понял бы лишь глупец. От необходимости отвечать меня избавила дверь в апартаменты капитана.
Соперники уже ждали в приемной, причем в разных углах. Мы поздоровались, и нас с клириком тут же пригласили в кабинет, где Дюваль принялся объяснять, как пройдут испытания. Правил на сей счет не существовало, а если в Талиге каких-то правил не оказывается, их сочиняет ближайший начальник. Капитан Дюваль, вне всякого сомнения, взял за образец любезные его сердцу поединки и объявил, что выиграет тот, кто наберет больше очков. Мое дело задать восемь вопросов, два – по истории, два – по землеописанию, два по истории словесности и два по словесности новой. После того как вопрос задан, капитан решает, кто на него отвечает, но так, чтобы в итоге четырежды первым был Анри и четырежды – Этьен. Если кто-то не знает ответа или отвечает неправильно, этот же вопрос предлагается его сопернику, затем подсчитываются очки. Таким образом, каждый участник может набрать от нуля очков до восьми, если же испытание закончится вничью, капитан примет дополнительное решение. Святой отец заявил, что это разумно и справедливо, я промолчал, поскольку моего мнения никто не спрашивал, и в кабинет пригласили унаров.
При таких правилах от меня не зависело ничего. Это унижало, однако полностью выводило из-под удара. Тем не менее я был непредвзят: вопросы по истории были равно верноподданны и легки. Затем я столь же верноподданно предложил описать врагов Талига. Анри досталась Гайифа, а Этьену Дриксен. Ожидаемо обошлось без особых глупостей, после чего дошло до словесности. Мои головастики и здесь не сплоховали, с легкостью отличив Веннена от Дидериха и тем самым показав, что хотя бы грамоте обучиться они были способны. Комедия предсказуемо закончилась со счетом четыре – четыре; оставалось выдать им шпаги и призвать Арамону, но Дюваль удивил не только меня и унаров, но и аспида. Капитан поправил повязку на отсутствующем глазу, что, как я узнал, было признаком волнения, и объявил, что смертоубийство, то есть, простите, испытания продолжатся на тех же условиях. Второй круг завершился так же, как и первый. Пожалуй, знай я, кому предназначен вопрос, я бы смог сбить Анри на землеописании, а Этьена на талигойской словесности. В том, что здесь называлось историей, они были равны, как и в древней словесности, пусть и на иной лад. Трудный вопрос поставил бы в тупик обоих.
В третьем круге споткнулись оба. Явно находящийся на пределе Этьен позабыл, что первый из Золотых договоров подписали не Агария и Алат, а Уэрта. Как ни странно, это его словно бы успокоило, и на следующий вопрос он ответил правильно и быстро, а вот Анри запутался в начале Двадцатилетней войны, если, конечно, запутался, а не умышленно сравнял счет, чтобы таки дорваться до шпаги. Дюваль еще раз дернул повязку и велел мне усложнить вопросы. Мне оставалось лишь подчиниться, и я предложил им различить монологи из Софимета и Иссерциала. Оба доблестно справились и с этим, заставив задуматься над тем, сколько труда пришлось затратить их несчастным учителям, чтобы вбить такую премудрость в подобные головы. Вспомнив уроки Сэц-Георга, я чуть было не предложил им опознать строки раннего и позднего Лахузы, но решил, что продолжать этот фарс уже бессмысленно, и обратился к Дидериху.
Когда счет стал одиннадцать – одиннадцать, то и дело глядевший на часы Дюваль стукнул ладонью по столу и объявил, что испытуемые должны ответить еще на один, последний вопрос, а в случае ничьей за дело возьмется Кваретти со своими звездами и формулами. Меня это более чем устраивало, оставалось только исключить любую случайность, и я пустил в ход свое ночное творение, предложив по зачитываемому монологу опознать произведение. Поскольку это было просто невозможно, оба унара должны были остаться без очков и отправиться решать задачки.
Отвечавший первым Этьен признал, что, к его великому сожалению, с данным монологом – к слову сказать, прозвучавшим просто прекрасно – незнаком. Я подавил неуместную улыбку и принялся подбирать слова, чтобы, никого не задев, раскрыть секрет монолога, после чего мне оставалось лишь поблагодарить унаров за проявленное прилежание и пожелать им успеха
