Как поймать монстра. Круг второй - Арина Цимеринг
– Эй, падаван Джедая, – сказала она, шмыгая носом. – Ну-ка расскажи мне, что ты обо всем этом думаешь.
– Я понимаю, что многое пропустил, – он пожал плечами. Глаза его казались темными, когда на них не падал свет. – Но алгоритм работы должен быть тем же, что и обычно, иначе все погрузится в хаос. Наш приоритет – это очаг. Полагаю, он должен быть в тоннелях. Пока мы не найдем его, мы не сможем отсюда выбраться.
Он говорил так… заученно. Словно читал учебное пособие для зачистки зоны резонанса. Но Джемму удивило не это.
– Найти очаг… – повторила за ним Джемма. – Не Брайана?
Купер тяжело вздохнул:
– Конечно, и Брайана тоже. Просто… Есть приоритеты. Я не могу… У нас есть работа, Роген. Ее нужно выполнять.
И Джемма не поверила своим ушам.
– Разве ты здесь не для того, чтобы спасти Брайана? – почти потребовала ответа она.
– Я спасу его, только если пойму, что здесь происходит, – еще суше сказал он. – К чему вы клоните?
Вот лицо десятилетнего Суини – взволнованное, отчаянное, с глазами на мокром месте. Вот лицо взрослого Суини – с горящими глазами, увлеченного тем, о чем говорил. Вот лицо Суини, которое ее пугало, – безэмоциональное и пустое. Которое пугало его.
– Он твой друг, – настояла Джемма.
Купер непонимающе нахмурился:
– Да.
– Ты знаешь его с детства.
– Верно.
– Ты любишь его.
– Вы сами сказали: он мой друг детства, – в его голосе начало накапливаться раздражение. – Конечно же, я его люблю. Еще раз спрашиваю, к чему вы клоните?
Тогда почему ты не в отчаянии?
Она их помнила, эти чувства. Эти чужие эмоции. Они были бурей, которую не получалось унять. Словно пожар, который вот-вот вырвется из-под ребер и разорвет ее изнутри, – вот какими они были. Мучительные, изнуряющие, оставляющие после себя пепел и выжженный кирпич… Похожими на ее собственные.
– Если бы пропал Кэл, – сказала она, – я бы не смогла думать о приоритетах.
Лицо Купера превратилось в ледяную маску.
– Не все похожи на вас, Роген.
Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. Джемма ненавидела такое, не спускала с рук – но сейчас она осталась сидеть, глядя ему вслед, наблюдая, как закрывается за ним дверь спальни.
Не все.
Но ты – ты похож.
Ты тоже ненавидишь больницы. Ты тоже кого-то потерял. Тебя тоже кто-то зовет из-за двери.
Разве нет?
– Эй, приятель!
Когда Брадан обернулся, с его головы чуть не соскочило старомодное кепи, в котором он часто ходил по улице. Оно делало его уши, не спрятанные внутрь, еще более заметными – впрочем, это придавало его лицу добродушный вид.
Добродушный лопоухий деревенский парень…
– Мистер? – удивился он, неловко перехватывая дрова, которые нес в руках.
…Который ловит странные приступы, пугая аналитиков. Ага.
Кэл сделал самое приветливое лицо, которое у него было, – обычно это вызывало у людей легкую оторопь, потому что они не были готовы к такой дозе дружелюбия. Так вышло и с Браданом: он удивленно заморгал, когда Кэл положил ему руку на плечо.
– Мне нужна карта местности. – И похлопал по тулупу. – Есть у тебя какая-нибудь, дружище?
– Карта? У меня… Нет… – Казалось, парень искренне расстроился, что не смог помочь. Но затем нашелся, обрадованно улыбнувшись. – Скорее всего, у Йена есть! Вы можете попросить у него!
Кэл улыбнулся – у Йена так у Йена, примерно такого исхода разговора он и ожидал. А затем без перехода спросил:
– Ты, говорят, вчера с бабушкой поссорился, а?
Плечо Брадана мгновенно напряглось под его рукой.
– Я… – Он растерялся, глаза у него забегали. Но во дворе, кроме них, никого не было: Доу ушел в дом, и теперь они стояли вдвоем у стены соседского дома, в котором, судя по всему, жил Брадан с матерью – женщиной, которую они видели иногда через окно. – Мы… я…
– Почему ты сказал, что отведешь к шахтам только Нормана?
Лучшие вопросы – те, которых собеседник не ожидает. Лучший подход – когда у него нет времени обдумать ответ.
– Я… – Лицо Брадана окончательно стало растерянным. – Я так сказал? Простите, я не помню…
Ого! А в деревеньке-то, оказывается, бушует эпидемия загадочной амнезии!
– Ты уверен, приятель?
– Я не… не…
– Почему Мойра не хотела, чтобы мы шли в шахты?
Брадан замотал головой, будто Кэл вдруг заговорил на неизвестном ему языке и он пытался показать, что не понимает его.
– Она ведь сказала тебе нас не водить туда, Брадан? – настаивал Кэл.
Вопросы менялись быстро, не давая ему времени сосредоточиться на лжи.
– Нет… Возможно, но… Я не…
– Да брось, – Кэл без усилия удержал его за плечо, когда Брадан попытался податься назад. Бревна высыпались у него из рук прямо им на ноги, но Кэл не обратил ни малейшего внимания. – Мы так и поняли. Тебе нужно просто объяснить мне пару вещей, вот и все.
– Но я правда не понимаю! – почти умоляюще воскликнул он. – Не понимаю, о чем вы говорите!
– Почему твоя бабушка была против шахты?
– Я не знаю!
– Почему ты ослушался Мойру?
– Потому что… Потому что…
– Почему ты повел нас в шахты, Брадан?
– Потому что он так захотел!
Лицо у него изменилось, будто он сам не ожидал, что проговорится. Так оно обычно и работало. Легкий прием, если уметь его применять.
Кэл сжал его плечо еще сильнее. Лица Брадана скривилось в плаксивом, несчастном выражении. Он задрожал.
– Кто «он», Брадан? – сжал его плечо Кэл.
– Я не… Я не знаю… – Он всхлипнул и поник головой. – Бабушка не хочет, чтобы я его слушал… Она говорит, это доведет нас до беды… Я очень виноват…
– Брадан…
– Я не должен был…
– Смотри на меня. – Он встряхнул парня, заставляя его посмотреть на себя. – Кто? Кто тот, кого ты не должен слушать? Кто «он»?
Кэл заглянул ему в глаза. В них не было ни единой мысли. Взгляд Брадана расфокусировался, словно от страха он совсем потерял голову. Все его лицо шло мелкой дрожью: веки, губы, подбородок. И его голос упал до подрагивающего шепота, когда он наконец смог произнести:
– Повелитель Холма.
22. Пока он не видит
Сайлас никогда бы никому не признался – да и было бы кому на самом деле, – но он часто ловил себя на том, что в приземленных, практических аспектах своей работы находил немного… философского смысла. Звучало слишком возвышенно, как для него. Даже смехотворно. Но ведь он был там, этот чертов философский смысл.
Поэтому да: то, что лестница одержимости называлась «лестницей», казалось ему весьма символичным.
Лестница – это и подъем, и спуск. Путь наружу – и путь вовнутрь. Хорошая ведь метафора. В учебной программе УНР не было места для подобных размышлений, но Сайласу никогда не были нужны учебники, чтобы додуматься до чего-то самому.
Для любой сущности лестница одержимости – это восхождение: от низшего, астрального плана к материальному. Сущность взбирается по ступеням, одной за другой, на
