Императрица Соли и Жребия - Нги Во
Однажды утром мы вышли с постоялого двора под падающий снег, который уже успел припорошить землю. Это был первый снегопад в Аньской империи за почти шестьдесят лет, и, пока люди вокруг испуганно шушукались, Инъё смеялась.
Вернувшись в Благодатный Жребий, мы обнаружили, что Левый министр ждет нас со всей своей стражей. Мы прибыли в сумерках, и угасающий свет бросал на его бледное лицо кровавый отблеск. Я вспомнила, что Инъё так и не дала мне заглянуть в запечатанный кожаный мешок, и подумала, что сейчас меня вырвет.
С высоты своего паланкина Инъё наблюдала, как министр приказывает окружить ее. Она держалась спокойно, спокойнее всех присутствующих.
— Что же, министр?..
— Нас известили о событиях, происходящих на границе и требующих вашего возвращения в столицу ради вашей же безопасности, Ваше Величество. Вместе с моей личной стражей я препровожу вас туда.
Инъё огляделась с преувеличенным удивлением.
— О каких событиях вы говорите, министр?
— Не разыгрывайте невинность, Ваше Величество. Вы прекрасно знаете. И теперь вы поедете со мной.
Я поняла, что даже в тот момент Левый министр все еще чувствовал себя хозяином положения. Хотя кавалерия мамонтов с севера форсировала переправы Ко-анама, пешие войска следовали за мамонтами через перевал Лянь, а наемные убийцы вырезали знать, всецело преданную правителю, он считал, что империю Ань в ее прежнем виде еще можно сохранить. Как-никак у него имелся козырь — любимейшая из дочерей северного народа, и какими бы свирепыми ни были эти люди, вряд ли они согласились бы увидеть ее повешенной на стене Дворца Лучезарного Света.
Люди министра теснее обступали нас, держа копья наготове и не замечая ропот, пробежавший по нашей процессии. Разве способны погонщики, кухарки и носильщики выстоять против воинов?
Но нашу свиту составляли, конечно, уже не погонщики, кухарки и носильщики. Инъё заменила их воинами с ее родины, явившимися на юг по ее зову, и внезапно окруженными оказались сам министр и его стражники.
Слегка склонив голову набок, Инъё посмотрела на министра, а его люди тем временем бросали оружие.
— Я и впрямь намерена в ближайшее время отправиться в столицу, но вы не будете меня сопровождать.
Если бы в моем сердце оставалось место хоть для каких-нибудь чувств, кроме дикой ненависти к Левому министру, то меня поразило бы его спокойствие. Он смотрел, как сдаются его стражники, как отступают от него, и наверняка понимал: что бы ни случилось с империей Ань, его конец уже настал. Поколебавшись мгновение, он выпрямился во весь рост.
— Уповаю на то, что вы дозволите мне выбрать благородный путь побежденного врага.
Инъё не сводила с него взгляд, но заговорила так тихо, что услышала лишь я:
— Ну что, Крольчиха?
Я подскочила, словно мой тезка, мне вдруг показалось, что время тянется, как нить с катушки. Это был ее дар — лучший, какой она могла мне преподнести. Подарить мне жизнь Сукая ей не удалось, но она сумела отдать в мои руки смерть Левого министра.
Она медлила, хоть ждали все — стражники, погонщики, приближенные и даже второй по значимости человек во всей империи. Ждали не ее, сами того не зная, а меня.
Этот дар был ужасен, но в нем я увидела ее сердце — разбитое после разлуки с севером, а после выкованное вновь и закаленное аньской столицей и водами Алого озера. Больше у нее не было ничего, и она отдала мне единственное, что имела.
— Пусть покончит с собой, — наконец сказала я. — Для меня главное, чтобы он умер, неважно как.
Думаю, простой люд понимает это лучше, чем знать. Для благородных важно, каким будет путь вниз — проткнет ли тебя копьями десяток стражников, утопят ли тебя в шелковом мешке или позволят снять халат, спуститься к берегу озера и там выпустить самому себе кишки. Простолюдины понимают: смерть — всегда смерть.
Мне не хотелось смотреть, как он умирает. А Инъё и Май смотрели, а потом велели страже убрать за ним. А я находилась в Благодатном Жребии, где все уже выглядело и ощущалось по-другому. Наши дни там были сочтены.
После этого предстояло немало дел, и, по-моему, Инъё еще много ночей спала не больше четырех часов подряд. Она горела сухим и лихорадочным жаром, пока жребий, выпадавший ей последние четыре года, наконец становился явью. Приходилось и принимать донесения, и подавлять ответные мятежи, и предотвращать покушения, следовавшие одно за другим.
Но однажды вечером, когда в поместье появились две монахини одного южного ордена, Инъё отозвала меня в сторонку.
— Если у него и были близкие, то он не рассказал нам о них, а время отправить его в путь давно пришло. Ты придешь?
Конечно, я пришла. К северу от дома уже возникло маленькое кладбище. Здесь похоронили старую служанку, а недавно компанию ей составили двое наемных убийц. А теперь безмолвный дюжий здоровяк с севера вырыл глубокую и узкую могилу для Сукая, и, пока монахини нараспев читали сутры, готовя покойника к грядущему пути, мы опустили его останки в могилу.
С сухими глазами я смотрела, как могилу забросали землей, затем навалили сверху камни, чтобы ее не разорили звери. Май вырезала для него надгробие с фигуркой птицы сукай, потому что писать она не умела. Изображение оказалось уместным — вы можете сходить и убедиться в этом, если хотите.
Я родила через четыре недели после нашего возвращения в Благодатный Жребий. Муки начались в сумерках, Инъё выставила из покоев всех, со мной остались только она и Май. К потолочной балке подвесили веревку, за которую я тянула, когда боль становилась невыносимой, и на рассвете, когда я уже бредила, едва не обезумев, родилась девочка.
— Ты точно решила? — спросила Инъё, и я кивнула.
Они с Май обмыли меня и ребенка, и, пока я спала, Инъё вынесла в мир малышку — свою дочь, порождение чуда.
В книгах говорится, что император Ань явился к Инъё во сне и заронил семя в ее чрево. Аньскому народу очень нравятся предания о великой мужской силе его правителей, об их способности преодолевать сон или смерть. В исторических трудах нет недостатка в подобных сюжетах.
С маленькой принцессой на руках и войском северных мамонтов за спиной Инъё вернулась в столицу. Что было дальше, уже всем известно. Город она заняла почти без кровопролития, император Сун покончил с собой, а может, его прикончили вельможи, не желающие видеть унижение династии. Наследного
