Императрица Соли и Жребия - Нги Во
Разумеется, лишь по одной причине: не пропадать же грибам.
Той ночью, пока две фрейлины спали, мы втроем нажарили грибов на маленькой жаровне, установленной на веранде. Весь месяц выдался необычайно теплым, и озеро светилось, словно жуткий и зловеще прекрасный глаз.
— Каково это — жить под его надзором? — спросил Сукай, забыв, что говорит с императрицей.
Инъё, которая забывала о своем титуле всякий раз, когда это ее устраивало, пожала плечами.
— Наверное, так же, как жить в любых других условиях. Или терпишь, или стараешься положить такой жизни конец. До сих пор мы делом доказывали, что способны свыкнуться с ними.
Мой рот был набит грибами, поэтому я не сказала, что можно еще найти красоту и некую умиротворенность даже в том, что изначально вызывало острую тревогу. Впервые увидев, как светится озеро, я расплакалась. Теперь же чуть ли не каждую ночь спала на веранде, омытая алым сиянием. Если оно и было чудищем, то таким, которое сторожило меня и, во всяком случае пока, меня не сожрало.
В ту ночь я об этом умолчала, но позже рассказала Сукаю. К тому времени он совершенно утратил страх перед озером, а я — остатки сомнений и опасений насчет самого Сукая.
Тии не подозревали, что Крольчиха отлучилась из Благодатного Жребия, пока не увидели, как она возвращается по мощеной дорожке, стряхивая землю с ладоней. Ее пальцы были испещрены пятнами туши, лицо казалось необычайно внушительным и серьезным.
— Можно мне спросить, чем вы занимались, бабушка?
— Спросить, конечно, можно. Я закапывала кое-что из написанного мной.
Тии склонили голову набок.
— Вы наверняка понимаете, что для меня и Почти-Блистательной это страшнейшее кощунство.
— Потому я и дождалась, когда вы с нэйсинем займетесь делом в кладовых.
Тии ждали продолжения, Крольчиха вздохнула.
— Все дело во времени. Хочу, чтобы время подыскало верные слова. Воздало павшим честь, которой они заслуживают. Не хочу, чтобы им пришлось стыдиться того, что скажут о них другие. Но вместе с тем я знаю, что времени осталось немного и что достичь совершенства не удастся никогда.
Тии робко протянули Крольчихе руку, и та взялась за нее не глядя.
— В обители Поющие Холмы сказали бы, что даже если записи далеки от совершенства, то они должны хотя бы иметься в наличии. Лучше пусть существуют, чем останутся безупречными лишь в твоих мыслях.
Крольчиха молчала так долго, что Тии уже думали, она так и не ответит, но она наконец кивнула.
— Полагаю, вы правы. Завтра. Сегодня соберусь с мыслями, а завтра расскажу еще кое-что.
Глава 10
Оловянная храмовая фигурка — барсук с одной поднятой лапой.
Деревянная храмовая фигурка, вишня с изречением «Подчинение, но только истине».
Маршрут паломника. Тонкая тряпичная бумага и тушь. В списке двадцать четыре храма по всей империи Ань, рядом с названием каждого поставлена метка.
Два десятка храмовых фигурок, разложенных на низком столике, напоминали Тии игрушки или швейные принадлежности. Это были простейшие из памятных вещиц, служители продавали их на каждом углу как мелкие благословения, чтобы подзаработать денег на новую крышу или изваяние. В Поющих Холмах продавали фигурку сидящего на насесте удода из воска с благовониями, и Тии заметили, что ни одной такой птицы на столике нет.
Что-то почти зловещее чувствовалось в этих вещицах и паломническом маршруте, и Тии, закончив их опись, отложили кисть. У этих фигурок был еще какой-то смысл, помимо первоначального. Благодатный Жребий казался местом, созданным из преданий и замыслов, заговоров и ярости.
Наконец Тии сгребли фигурки в горсть и отправились на поиски Крольчихи.
В конце концов они нашли ее на берегу. На глазах у Тии Крольчиха наклонилась, подобрала камешек, внимательно осмотрела его и метнула в озеро. Попробовала еще дважды, оба раза недовольно скривилась, потом пожала плечами.
— Сукай умел бросать их так, что они подскакивали на воде четыре и даже пять или шесть раз. А я этому фокусу так и не научилась.
— Пожалуй, будет лучше немного подкручивать камень и посылать его вперед, а не вверх. Вы расскажете мне об этих вещах?
Увидев в руках у Тии фигурки, Крольчиха ничуть не удивилась. И не забрала их у служителя, а покопалась в них одним пальцем, как ребенок, выбирающий любимые орешки из смеси.
— Ну, вот эта — из святилища Танцующей Девы. Она уже не богиня, слишком мало кто ей поклоняется, но в те времена она была в силе. Во всяком случае, девочки, осиротевшие во время войны на дальнем западе, знали, где найдут приют. А вот эта — из обители в Бангале, монахи и монахини которой уверяют, что боевым искусствам научились у кролика. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь двигался так стремительно, как одна бангальская монахиня, которая показала нам, что способна на одном дыхании нанести шесть ударов ногой, подбрасывая каждым обрубок дерева высоко в воздух.
Она помолчала, проницательно глядя на Тии.
— Но вам не интересны рассказы о путешествиях.
— Мне интересно все, и, думаю, для начала сгодятся и путешествия. Если вы готовы говорить, бабушка, то я буду слушать.
Крольчиха вздохнула, и Тии вспомнились феи, которые могли выполнить любую просьбу, если только обратиться к ним с правильными словами. Помедлив немного, Тии присели рядом с Крольчихой на берегу. Днем водная гладь здесь была прозрачной, дымчато-зеленой, прекрасной и ничем не примечательной, как в любом другом озере. Лишь с наступлением ночной темноты открывалась истина.
Паломничество Инъё стало событием, подготовка к которому заняла у нас почти два года. Этот поступок, вероятно, более соответствовал аньскому духу, чем любой другой поступок императрицы. Многие в столице наверняка вздохнули с облегчением, узнав, что чужестранка приспосабливается к их обычаям, однако Левый министр не был в их числе.
Он появился в Благодатном Жребии однажды осенним днем настолько внезапно, насколько способен путешествовать незамеченным чиновник его ранга. Не пытаясь оправдать свое появление какими-либо предлогами, он прибыл в сопровождении личной охраны и без особых церемоний потребовал принять его.
— Ваше стремление пойти по стопам самых праведных из нас похвально, но вам, возможно, разумнее было бы остаться дома.
Инъё смотрела на него сквозь бисерную занавеску, отделяющую ее кресло на постаменте от остального зала. В тот день она казалась воплощением аньской императрицы
