Лин Картер - Исполин последних дней
А Хоприг продолжал съеживаться. Его тело превратилось в столб плотного, сгущающегося тумана. Сейчас он был только четыре фута в высоту, теперь два и вот наконец стал всего пару дюймов ростом…
Небо очистилось. Огромная светящаяся арка Падающей Луны простерлась на полгоризонта. В ее ясном пепельном свете все смогли увидеть, во что превратился Хоприг.
В маленькую, толстую, скользкую жабу!
Жаба неуклюже запрыгала прочь от Зелобиона, робко продвигаясь в ту сторону, где стояла толпа объятых ужасом пилигримов. Они истерически завизжали и бросились врассыпную, словно груда травы, развеянная порывом ветра.
Жаба поскакала за ними. Они растаяли в ночи, и вряд ли кто-нибудь из них остановился, прежде чем пробежал огромное расстояние, отделяющее его от этого проклятого места.
Зелобион вернул себе нормальную внешность, посмеиваясь добродушным смехом. девушка смотрела на него с изумлением.
Он хмыкнул.
— Вокабула Сокровенного Смысла всего лишь позволяет привести в соответствие форму и содержание, — спокойно Пояснил он. — Хоприг был в душе скользкой бледной жабой. Теперь в течение семи лет он будет жабой и внешне. По окончании этих лет, считая с сегодняшнего дня, к нему вернется его обычный вид, и мы можем надеяться, что за это время он чему-нибудь научится. Может быть, смирению. Или чести. Но вот то, что можно точно сказать, в любом случае у него разовьется вкус к сочным черным мухам!
Затем маг замолчал и стал внимательно разглядывать лежащую фигуру Ганелона, чей остановившийся взгляд и полная неподвижность напоминали мертвеца. Маг слегка приподнял его, ворча от усилия.
— Он еще дышит. Сердце бьется. Девушка, ты случайно не расслышала название зелья, когда подслушивала их сговор?
Она кивнула.
— Да, мне показалось, что это называется пентаконем.
У мага вырвался вздох облегчения.
— Хвала Галендилу, нашему хранителю! Я знаю противоядие от этой отравы, которая повергает человека в глубокий беспробудный сон, длящийся до самой смерти. Подойди. Его нельзя оставлять здесь на земле, а то он может простудиться. Давай перенесем его на одеяла, которые в спешке побросали наши товарищи, столь любящие ночные странствия, пододвинем его поближе к огню. Завтра мы позаботимся о нем. Если мы сможем доставить его в Пиому, то там, скорее всего, мне удастся отыскать нужное лекарство.
Глава 8
СТАРАЯ ПИОМАЗИАНСКАЯ ТРАДИЦИЯ
Ганелон Среброкудрый брел через пустыню по алым пескам, как по раскаленным сковородке под небом цвета бледной меди. Каждый шаг причинял мучительную боль. Тяжело, медленно дыша, он с усилием втягивал ноздрями струи обжигающего воздуха. Голова раскалывалась. Солнце своими лучами секло его обнаженные руки и ноги словно кнутом…
И вдруг исполин провалился глубоко в океан соленой воды. Его тело погрузилось в ледяную соль. Мускулы онемели, конечности потеряли чувствительность. Неспособный дышать, он приоткрыл запекшиеся губы и тут же захлебнулся тошнотворным потоком соленой воды. Она обожгла легкие и почти задушила его…
Ганелон пошатнулся и упал ничком на покрытую коркой соли скалу под иссушающими лучами ослепительного полуденного солнца давясь и содрогаясь, он извергал из себя галлоны соленой воды и черную желчь. Потом на него напали голод и жажда. Они терзали больное тело и измученное горло. Гигант заживо поджаривался на раскаленных камнях.
Потом он уснул. И падал, падал сквозь легкие облачка чего-то нежного… вниз, в самые глубины крепчайшего сна, туда, где человеческое тело открывает внутренний скрытый источник жизненной силы и припадает к нему, чтобы исцелиться.
И вот голос во сне зашептал:
— Сработало! В нем нет яда, разве что несколько капель но они уже не могут повредить ему.
Другой голос, более хриплый, женский, вторил ему:
— Он будет жить? Будет? Этот большой человек?
— Да. Он очень сильный. Сильнее любого человека Гондваны. И когда он поправится, у него выработается иммунитет к этой гадости. И если какой-нибудь недруг снова даст ему однажды такой яд, он просто заснет крепким сном… но тише, перестань плакать, девушка! Говорю тебе, с ним все в порядке! Пойдем отсюда, пусть поспит…
Позднее… Спустя целую вечность его сны стали легкими, и он смог различить сквозь клубящийся туман склонившееся над ним лицо. Лицо девушки со сжатыми челюстями и запавшими щеками, с парой горящих зеленых глаз, которые с состраданием смотрели на него, роняя слезы. Лицо девушки с пышными каштановыми волосами и великолепным алым ртом. Он не мог понять, почему она появилась в его сне, он даже не помнил ее имени. «Где-то они встречались прежде»— подумал он. И увидел ее завернутой в уродливые толстые неудобные одежды с капюшоном. Сейчас она была одета совершенно иначе. Ее высокую полную грудь прикрывал нагрудник из обработанной меди; ремни из золоченой кожи крест-накрест обвинили торс, удерживая сверкающие металлические чаши на груди; короткая юбочка из кожаных полосок, схваченных тяжелыми металлическими заклепками, спускалась до колен; а длинные стройные ноги обвивали ремни сандалий из мягкой оленьей кожи. На богато украшенном поясе висел короткий острый меч. Руки от запястий и выше были украшены серебряными кольцами. Она выглядела теперь не как адепт Священного дерева а как одна из женщин-воительниц Конда. Где же он видел ее раньше? Смутные воспоминания встревожили незамутненную поверхность спящего сознания… Но все воспоминания растаяли, когда он снова погрузился в глубочайший сон.
Когда Ганелон Среброкудрый проснулся, день давно уже наступил. Исполин долго лежал, не шевелясь, разглядывая свою мягкую ночную одежду, промокшую от пота, балки под потолком, поверхность оштукатуренных стен с круглым открытым окном. Через него он мог разглядеть и яркие купола из зеленой меди, и верхушки странных деревьев с листьями, и розовый кусочек стены.
Ганелон лежал неподвижно, сонно моргая и чувствуя себя хорошо отдохнувшим и спокойным. Маленькая ярко-зеленая птичка влетела в окно и устремила на воина хитрый бархатный взгляд, раз или два щелкнула блестящим черным клювиком и упорхнула обратно на улицу.
Гигант проснулся. Но где он находится? Что это за место и где Зелобион? Он сел на край кровати и почувствовал внезапное головокружение и тошноту в желудке. Некоторое время он так и сидел, тяжело дыша и сжимая ночную одежду в руках которые выглядели странно бледными и изнуренными. На исхудавшей плоти резко обозначились сухожилия. Многочисленные шрамы, покрывавшие руку, казались поразительно темными по сравнению с непривычной бледностью тела. Как долго он пролежал здесь? Должно быть, он был болен…
