Екатерина Соболь - Короли будущего
Уилфред со стоном закрыл лицо руками.
– Окончательная катастрофа, – тихо сказал он.
А король вдруг засмеялся, одной рукой схватившись за голову, будто боялся, что она отвалится. Этот звук был таким неожиданным, что все вздрогнули.
– Вы храбрец. Хуже мне уже не будет, верно? – спросил он, глядя на Генри без всякой злости. – Хорошо. Если правда найдете, просите любые сокровища. Но если не сможете, я вас накажу за наглость. Согласны?
– Да. Мне терять нечего.
– Отец, – принц оттер Генри в сторону, – я берусь найти ее быстрее, чем он. Тогда ты будешь мной доволен?
С минуту король переводил взгляд с одного на другого, будто что-то вспоминал, а потом еле заметно кивнул.
– Да будет так. Сейчас десятый вечер от Зимнего дня. Если один из вас найдет ее до заката семнадцатого вечера, я щедро его награжу. Уилфред, распорядитесь, чтобы нашего смелого гостя привели в порядок.
– На неделю оставить его тут? – начал Уилфред с таким лицом, будто у него на глазах рушилась крыша. – Но, сэр, а вдруг он вор?
– А вы не спускайте с него глаз. И усильте охрану на всех выходах, – сказал король и ушел. За ним, потирая носы, спешили двое в золотых куртках.
Принц посмотрел на Генри так, будто жалел, что не имеет способности убивать взглядом, а потом развернулся и пошел в другую сторону.
– Господа посланники, я провожу вас к дверям, – слабым голосом сказал Уилфред.
Двое посланников, которые теперь старались к Генри даже близко не подходить, бросились за Уилфредом. Олдус показал Генри большой палец, хотя, что значит этот жест, Генри так и не понял, и пошел за ними.
– Агата, я сердечно рада вас видеть, но надеюсь, что к завтраку вы приведете себя в порядок, – невозмутимо сказала Ингрид. – Уверена, вы не забыли дорогу к своим покоям. Идите, обрадуйте свою матушку, а я пока устрою молодого человека на ночлег.
Агата поклонилась, вздохнула и с мученическим видом свернула в соседний коридор, на прощание коротко мигнув одним глазом, что Генри решил принять за знак дружбы и одобрения.
– Прошу за мной, – сказала Ингрид, тревожно оглядывая потемневший коридор.
Какое-то время Генри молча шагал, глядя в ее прямую спину, а потом все-таки решился спросить:
– Вы же поняли, кто я. Зачем помогли?
– Боюсь, что человек с такими скромными представлениями о приличиях желает услышать не вежливый, а честный ответ. – Ингрид коротко обернулась. – Его высочество сбежал, не сказав никому ни слова. Я приложила все усилия, чтобы его величество этого не заметил, ему вредно волноваться. Я надеялась, что Эдвард вернется прежде, чем его пропажа обнаружится. Так и вышло. Но он поступил не как хороший сын. Мне показалось, что некоторое охлаждение самолюбия ему не повредит. Я, признаюсь, не предполагала, что мы еще неделю будем наслаждаться вашей компанией.
– Я никому ничего плохого не сделаю, – сказал Генри.
– Поверю вам на слово. – Она открыла перед ним какую-то дверь. – Простите, комната для гостей давно не использовалась, но для дальнейших приготовлений нет времени, солнце сейчас сядет.
– А почему все тут так боятся темноты?
– К утру вы и сами поймете.
Ингрид торопливо захлопнула дверь, по коридору простучали ее шаги, и все стихло.
Генри огляделся. Комната была полна всякого причудливого хлама, которым люди так любят набивать свои жилища. Генри сел на край пыльной кровати, и та скрипнула так, будто сейчас развалится.
Сумерки проглатывали свет с каждой минутой, и вскоре стало совсем темно. Генри растянулся на кровати и приготовился уже как следует поспать, но тут же открыл глаза.
В комнате кто-то был, он каждой клеткой тела чувствовал присутствие – враждебное, тяжелое. Генри был уверен, что незаметно к нему не подберешься, но все равно оглядел каждый угол. Никого. Он снова опустился спиной на покрывало, подняв очередное облако пыли, чихнул и сам вздрогнул от того, как этот звук распорол тишину.
Глаза он закрывать не стал, но ощущение никуда не ушло. Тогда он встал, заглянул под кровать, в шкаф, за длинные полотнища ткани на окнах: вдруг кто-то прячется там? Но под кроватью он нашел только новые слои пыли, а в шкафу – какую-то древнюю одежду.
Он проверил свои карманы, но оружия, увы, не было. Зато нашлась карта королевства, книга Тиса, шкатулка секретов Сиварда и ключ от всех дверей. Все это было сейчас совершенно бесполезно, и Генри рассовал свои находки обратно. У него появилось странное чувство, будто стены придвигаются к нему все ближе, и он бы уже не удивился, если бы так и было, но проверить не мог – тьма вокруг стояла непроглядная, она проглатывала расстояния, не давала оценить их точно. И в этой тьме будто притаился дикий зверь – совершенно бесшумный и совершенно невидимый.
Следующие полчаса Генри сидел, забившись в угол кровати. Он ждал любых ужасов, но почему-то больше всего пугала мысль, что до рассвета еще много часов и каждый из них он проведет в этой комнате. Он вскочил, дернул на себя ставни и рухнул животом на подоконник, жадно хватая ртом холодный ночной воздух.
«Зло живет во дворце давно, – говорил Пал. – И будет становиться только сильнее».
– Ничего ты мне не сделаешь, ясно? Не сегодня, – пробормотал Генри, вглядываясь в темную комнату. – Я не боюсь. Отец предсказал, что, прежде чем я умру, меня посадят в клетку, а Сердце будет потеряно. Такие вот у меня планы на будущее.
Он с ногами забрался на подоконник и поглядел вниз. Было совершенно непонятно, далеко ли он будет лететь, если упадет, но Генри сказал себе, что в предсказании отца есть и свои плюсы. Например, он точно умрет не от того, что сломает себе шею. Его убьет тот, кому он доверяет.
Генри сжал зубы. Ничего, кое-что он еще успеет. Например, найти корону. И если сказки – правда, то у остальных тогда все станет хорошо.
– Что ж я натворил, – пробормотал Генри, безнадежно глядя в черное небо за окном.
А потом удобнее устроился на подоконнике – и сразу заснул.
Глава 4
Королевское утро
Генри проснулся от того, что его осторожно тыкали чем-то в ребра. Он вскинулся и едва не упал: подоконник был широкий, но точно не предназначен для сна. Об этом же явно думал человек, стоявший в трех шагах от него. В руке он держал кочергу, которой и упирался сейчас Генри в бок. Несмотря на подозрительный взгляд, Генри он сразу понравился. После всех пышно разодетых личностей этот наконец-то выглядел нормально: он был в черных штанах и серой рубахе.
– Вставайте, что ли, – проворчал человек, увидев, что Генри открыл глаза. – Нашли место! Кровать вон какая роскошная, а он где!
Сейчас, под веселыми лучами утреннего солнца, комната казалась совершенно мирной. Генри даже понять не мог, чего так испугался вчера. Он опустил ноги на пол, собираясь уже надеть сапоги, и понял, что сапог нет.
– Я их сжег, – сообщил мрачный человек. Генри хотел возмутиться, но не нашел в себе сил. – Раздевайтесь, остальное тоже сожгу. Господин Уилфред велел выдать вам наряд, как у придворных.
Он кивнул на стол, и Генри с тоской увидел стопку разноцветных пыльных вещей, из которой то тут, то там торчали кружева, позументы и пряжки.
– Не надо, – быстро сказал он. – А можно мне такую одежду, как у тебя?
Ему показалось, что глаза его собеседника сейчас вылетят из глазниц – так он их вытаращил.
– Наряд слуги? Вам предлагают разноцветный наряд знати, а вы хотите нашу жалкую черно-серую одежку?
– Хотите, берите себе эту, а мне дайте вашу, – предложил Генри, и незнакомец с грохотом бросил кочергу на пол.
– Вы – не настоящий гость, – хмуро сообщил он. – Я это сразу понял, как вас увидел. Другим вы, может, и задурили голову – иначе как такого сюда впустили, – но со мной этот номер не пройдет, так и знайте!
Почему он так сердится, Генри не понимал, но тут он вспомнил, что не выполнил одно правило людей, которому научил его когда-то Джетт.
– Я Генри. – Он вытянул вперед правую руку. – А тебя как зовут?
– Вот про это я и говорю! У слуг не спрашивают имен, это каждый знает! И никто не жмет нам руки, это неприлично!
Генри быстро убрал ладонь. Он никогда не поймет, как у людей все устроено. Из каждого правила есть куча исключений – как они не путаются?
А сердитый человек вдруг медленно выдохнул, будто из него выпустили весь воздух, и лицо его немного смягчилось.
– Но если уж вам интересно, я Карл. Благородное имя, происходит от слова «король». Моя покойная матушка когда-то твердила, что меня ждет особая судьба, а мне вот чем приходится заниматься!
Он сердито дернул головой, будто отгоняя воспоминания. Лицо его, мягкое и круглое, будто наспех вылепили из глины, а потом, когда она застыла, прочертили резкие линии – длинные складки вдоль лба, в углах губ и глаз. Складки придавали этому мясистому лицу самое суровое выражение, какое Генри только доводилось видеть. А сверху торчали совершенно белые волосы. Не седые – белые, как маргаритки.
