Князь Благовещенский: Князь Благовещенский. Наместник. Пророк - Виталий Сергеевич Останин
Доминик слабо улыбнулся, будто прочитав мои мысли. Вялым движением кисти пригласил подойти ближе. Прошелестел едва слышно:
– Попытался получить ответы от инки…
Я вскинул брови, демонстрируя непонимание, хотя, кажется, догадался, что пытался провернуть старикан. Подсадить в голову девчонке тот же блок, что и мне! Да только не вышло у него ничего, похоже. Инка оказалась тем еще подарком и дала магистру отпор. Держа на лице сочувственное выражение, я мысленно простил девчонке вчерашнее нападение.
– Производственная травма, выходит… – с серьезным видом покивал я. И добавил с легкой укоризной в голосе: – Может, все-таки с ней по-доброму попытаться?
– Как вы, Игорь? – растянул губы старикан.
Туше!
– Зачем вы пришли? Мне тяжело говорить.
– Ночью было видение, подтверждающее тот факт, что у девчонки есть нужная мне информация.
– Действительно?
А ты проверь!
– Да. Я хотел бы еще раз поговорить с ней. Попробую сыграть на том, что я тоже пленник. И еще есть идеи.
– Не боитесь?
Вот язва старая! Издевается!
– Справлюсь, – без выражения ответил я. – Знания у девчонки есть, иначе бы поле не показывало ее мне с такой настойчивостью.
– Что вы видели, Игорь?
– Сложно так объяснить, падре. Относительно девчонки поле работает не как обычно… Разрозненные образы и тому подобное. Я скорее догадываюсь о чем-то, чем понимаю.
– Кровавый дар, – прикрыл глаза Доминик, будто это все объясняло. Хотя, может, это и правда все объясняло? Всяко католики про инков знали больше, чем мой двойник, не помнящий ни дат, ни имен действующих в той истории лиц. – Попробуйте, Игорь.
Когда я положил на тумбочку возле кровати зеленые апельсины – ну нет тут других! – брови старикана взлетели вверх.
– Что это?
– Апельсины.
– Зачем?
– Чтобы вы выздоравливали.
– Как это поможет?
– Витамины, святой отец, витамины!
Я наставительно поднял указательный палец, потрепал больного по плечу и вышел. Ничего-то они в своих Европах не понимают!
Благословленный на подвиг, я отправился в сарай к инке. Которая, как ни странно, встретила меня не столь агрессивно, как вчера. Сидела, безучастная ко всему на свете, на неразобранной постели, будто и не ложилась этой ночью.
– Поговорим? – предложил я, на всякий случай усаживаясь подальше, чтобы девушка не смогла добраться до меня одним прыжком.
Куава даже голову в мою сторону не соизволила повернуть. Крутила в руках клубок ниток и молчала.
– Ты вчера назвала меня предателем. Почему?
Этим я все-таки привлек ее внимание.
– Ты моха-ане, – отрезала она. Тем же тоном, что и отец Доминик, когда говорил про инков и какой-то их «кровавый дар».
– Я не понимаю, что это значит.
Девушка повернулась ко мне. В ее взгляде мелькнул интерес.
– Ткач, – «очень понятно» пояснила она.
– Пророк? – уточнил я.
Ну мало ли, вдруг у нас тут сложности перевода?
Инка отрицательно качнула головой.
– Ткач, – повторила она. – Ты не знать, кто ты?
– Теперь уже не уверен, – на русском, потому что для себя, пробормотал я.
Вот чем она меня пугала, так это реакциями. Казалось бы, над чем тут можно так весело хохотать? Инка, между тем, так и сделала – рассмеялась, словно я ей неприличный анекдот рассказал. И еще в ее смехе было облегчение.
– Показать, – наконец успокоившись, проговорила она. – Я показать. Ты понимать.
Девчонка что-то задумала – с чего вдруг такая готовность к диалогу? С другой стороны, что она способна мне сделать? Инка не одаренная, а я как раз наоборот. Да и Альдо рядом – стоит за дверью, проинструктированный врубать глушилку, если почувствует опасность. Так что можно и рискнуть.
– Показать, – невольно подстроившись под ее манеру говорить, ответил я.
Куава протянула мне кипу, которую до этого времени крутила в руках.
– Взять рука. Два рука. Держать. Не отпускать.
В душе шевельнулось неприятное предчувствие. Подозрительно это было: то кидается и глаза выцарапывает, то такое сотрудничество. Но дар молчал, не сигнализируя об опасности, так что я решил, что просто дую на воду. Осторожно протянул обе руки и с некоторой опаской прикоснулся к нитям.
Ничего не произошло. То есть сначала ничего не произошло. Инка, так же как и я, держала клубок двумя руками, смотрела мне в глаза и… улыбалась. Очень довольно улыбалась. Я бы сказал, кровожадно!
Затем мы оказались в другом месте.
Во все стороны – бескрайнее голубое небо. Глаза слепило палящее солнце. Часть яростного диска закрывала лицо девушки, склонившейся надо мной. Нет, уже не девушки – жрицы! Ее черные волосы были убраны в сложную, удерживаемую массивными золотыми украшениями прическу. Лицо серой мышки превратилось в суровый и прекрасный лик богини, на тонких губах змеилась торжествующая улыбка. В общем, ожившая иллюстрация к фильмам про коренное население Америки.
А я лежал. Ощущал голой спиной грубую каменную поверхность алтаря, чувствуя напряжение в мышцах рук, привязанных, неудобно вывернутых за голову. Беспомощный и обреченный.
Это было не видение – уж в них-то я научился разбираться! Я реально, во плоти, безо всякого раздвоения личности находился на алтаре черт его знает где! Замечательным образом подготовленный к жертвоприношению – кроме «милого» личика жрицы, я заметил и массивный кинжал с каменным лезвием в ее руках.
Непонятно как, но я понимал: все, что случится со мной здесь, будет по-настоящему. То есть если Куава пронзит мне сердце своим тесаком здесь, то там, в сарае, я умру. Без понятия, как это будет выглядеть: может, я просто мешком сползу на пол, а может, разлечусь по стенам облаком кровавых брызг. Неважно, в общем-то. Главное, что смерть моя будет настоящей. Окончательной и бесповоротной.
При этом страха я почему-то не испытывал. Должен бы, по идее, но не боялся. Смотрел на инку с любопытством и ждал, что будет дальше. Словно участвовал в театральной постановке, а не готовился отправиться на встречу с Господом.
– Кровь Инту привела тебя сюда, под его взор! – торжественно возвестила жрица. Никакой ломаной латыни, я понимал ее прекрасно, хотя говорила она, вероятно, на родном языке. – Он смотрит на тебя, предавший кровь!
Отвечать я не стал. Во-первых, не знал, что именно говорить, а во-вторых, понимал, что ответ девушке и не требовался.
– Сейчас Инту испытает твое сердце, ткач, – продолжила Куава. – От Его света ты не сможешь скрыть ничего! А потом я убью тебя.
«А она симпатичная, – в этот момент пришло мне в голову. – Без этого мешковатого тряпья, с макияжем и сложной прической. И глаза такие… выразительные! Надо же, не разглядел!»
Инка подняла нож и рассекла мне грудь.
Боль была жуткая. Мне никогда раньше не вскрывали грудную клетку, да и те немногие операции, что я пережил в прошлом, проходили под наркозом. Основные травмы у меня, как и положено, были в детстве, но сейчас я помню о них что угодно, кроме самого ощущения боли.
Сейчас же вся она, помноженная на сто, вернулась. Но
