Пингвин – птица нелетающая, или Записи-ком Силыча и Когана - Владимир Иванович Партолин
Моя плетёная из усов оскоминицы накидка оставалась в закутке, она длиной по колено, но прозрачная в подолах: усохла, проредилась вся. Новую сплести, усов нет: Коган последние у рыбаков на рыбий жир выменял, им рыбе в прикормку подмешивать; рыбаки утверждают косяками в невод идёт. У кого из мужиков одолжить, так и у них юбки обветшали. Потешатся матроны, в бинокль наблюдая за голым председателем колхоза «Отрадный». А он — то есть я — и так мужчина видный, физически ладный, но знаменит у них выдающимся отличием от всех других мужчин, как соседских, так и своих в деревнях. «Слон» — знатный. Такой разве что у одного есть, у китобоя-гарпунёра. Он в годах, сколько бабы не предлагали, не упрашивали оставить работу промысловика, выйти на пенсию, ни в какую не соглашался. Гарпун наточит, на плечо взвалит и опрометью на судно китобойное. Коган и Силыч уговаривали, подстрекали за застольем помериться с отрадновским председателем «достоинствами», но стеснялся. Занавеской закутка пожертвовать? Облачусь, как в тогу. Патриций, идиот хронов. Нет, лучше уж голым ходить. Яйца в кулаках спрячу, а со «слоном» как быть? В планшетке прятать? Не получится: натрётся же, как не раз уже бывало, об кожу и бархат — «злиться», хобот тянуть, начнёт. Ну, хоть не совсем гол — в кителе. Тельняшка опять же. Жаль коротковата, не до колен. Ну, где эта могила?! Ну, помечал же крестом… потёр, идиот.
Как не был расстроен, со слезой вспомнил: любимая женщина, приглашая к себе в общежитие вечерком, просила: «И приведи с собой слона», — давала тем знать, что сожительница по комнате уехала к родителям, вечер и ночь пробудут одни.
А вот хрона вам!
Осенённый идеей, я вытащил из амулета свёрток лоскута, смотал с него завязки от кальсон и, сбросив китель, оттянув трикотаж, ножом половину рукава отрезал. Скатал и натянул — как натягивала на ногу колготки любимая — себе на «слона». Длины обрезка рукава оказалось недостаточно, коротковато чикнул. Одной завязкой от кальсон перехватил «чулок» под животом и, вытянув трикотаж книзу, другой завязкой обвязал под «хоботом слона» в оборочку. Спрятал. Вспомнилось дохронное: палка колбасы «докторской» «пальцем в кишку пиханная» — по советскому госту.
И, уместив яйца в кулаки, потрусил к Отрадному.
День, думал, перекантуюсь в гамаке, а ночью сюда — копать. Найду кальсоны. А не найду?.. Через сто, тысячу лет найдут. Марсиане откопают. Кальсоны, конечно же, истлеют, но «пингвин» останется — упаковка из жести. Вспомнят, что были на Земле, и птицы такие смешные, и пиво баночное, вкусное и бодрящее. Потомки террористов, и пивзаводы последние порушили, и птичек — этих не летающих — на тушёнку извели.
Нет, я определённо склеротиком становлюсь! Есть в Метро — пришло вдруг мне на память — кораллы «цветов пингвина». Черно-белые с красным. Подливу в пюре из коралла «картопля» готовят. Основная пища обитателей Метро, «червей». Пробовал. Гадость — хуже «Отрады». И зараза, дед, хуже опиума: не получат детишки «баяна» — ломка замучит. Рифы разрабатывать не просто: на раз подливы приготовить — тоны коралла со дна поднять надо. Дно морей и океанов Уровня всё каналами изрыли, весь Марс ими испещрён.
На ходу остановился сменить «свечи», но в пенале очищенных «макариков» и «энзэ» не оказалось. Искал могилы, пенал в суматохе открылся, фильтры и выпали! Расстегнул кошель — сменил на «макарики» пользованные сверх нормы, отложенные к списанию.
Ждал…
Хихикал…
Смеялся…
Хохотал.
Тихо. Чтобы не услышал часовой на водокачке. Уместив «колокольцы» в кулаки, задом к быковской сторожевой вышке, пах от мирнянских сторожих планшеткой прикрывая, крался к вышке отрадновской.
Не различил в рассветном тумане проход под «миску», как услышал хохот полеводов, не заглушаемый даже громким стрекотом кулеров в ПпТ-генераторах. Хохот всех сорока трёх человек…
Это вся запись-ком, что удалось скопировать из комлога Франца Аскольдовича.
* * *
Как начался у Бати недуг, маялся ночами без сна, засыпал только под утро и спал до полудня, потому не слышал как после подъёма и утренней поверки, теперь уже без обязательной по распорядку дня пробежки по плацу, мужики и хлопцы хохотали во дворе. Совали в ноздри «макарики» — кладовщиком определённые к списанию — и балдели. Развлекались до завтрака от скуки, частенько — вместо завтрака. В конце концов, у полеводов наступила к забаве периодическая тяга — типа наркотической зависимости. Не похохочут с утра, день рыбой дохлой на прополке казались, вечер кумарили, после отбоя без сна ворочались. К утру ломка изводила так, что завтрак, если «Отрада» к столу не подавалась, в горло не лез, и на работы шли не стройным строем — плелись гурьбой, поддерживая и хватаясь друг за дружку, чтоб в грязь не упасть.
Не знал Батя того, что часть «макариков» не подвергалась очистке вовсе — копилась Силычем порченой. Эту «некондицию» мужикам и хлопцам выдавал в самоволку сбегать. Первые с рыбачками в сопках уже даже не кувыркались — хохотали. Вторые с девчонками на завалинке не пели — хохотали. Ну и в торжество какое, Батю из столовки спать спровадив, хохотали — забористо, от души. Фельдшер доводил ту «некондицию» до «кондиции»: вымачивал в «сливках», высушивал и закалял факелами за нужником. Эти для бизнеса готовил. Я предложил Зяме сбывать, тот согласился на пробную партию — испытать спрос у волков и драконов по меняльному пути в ЗемМарию. А в его осенний приход на Бабешку — якобы, как обычно, за самогонкой и вареньем большая партия «валюты» — так только теперь прозывали фильтры «кондиционные» — была доставлена на ветролёт патрона, после в хозяйскую каюту и покинула остров.
Не знал Батя и того, что Зяма «валюту» у меня променял за новенькие комбинезоны огородников «атомных теплиц», театральный костюм постмодерниста и сигареты «Могилёв».
Не знал обо всём этом Франц Аскольдович. Не знал он и главного. Вечерами попивая с нами «чашки чая», выкушивая тюльку жбанками, Батя даже не подозревал, что состоялась успешная спецоперация не без нашего — моего, Силыча, Кобзона и Хлеба — участия в её разработке. Без его председателя правления руководства и полковничьего на то дозволения. Была достигнута договорённость с менялой Зямой, посодействовать колхозу «Отрадный» в деле занять-таки свою нишу в поставке товаров альянсу. Мы вчетвером навеяли подспудно Бате замысел проведения в колхозе экономических реформ. Мы четверо вбивали ему в голову — опять подспудно же, уже после приёма на посошок тюльки с факелами —
