Тыквенный пирог - Елизавета Голякова
– Они самые, Ирь, они самые. Эти девчонки, говорят, отличные тарологи.
– Жаль с хвостами, – воин облизнул клыки.
Он не любил сирен – прямо-таки не переваривал. Может быть, потому, что они отказывались ему петь, чувствуя сбивающую с ног ауру Хаоса и бесчеловечность? Такого не завлечешь к себе и не схарчишь его на завтрак, скорее уж сама останешься без плавников.
– Тебе все равно ничего не светит, – подлил масла в огонь жрец. – А вот с картами они могут и подсобить. А?
Ирьиллин что-то мурлыкнул, заталкивая Повешенного, Мир и Жреца обратно в карман доломана. Возможно, все-таки думал о рыбах…
Они дошли до моря за следующую ночь, и море на рассвете встретило их ласково, почти так, как Ирь встречал наглецов. И были и соль, и ветер, и голоса волн, и хохот взбешенных морских глубин, брошенный прямо им в лица.
Едва друзья отдышались, осмотрелись и отмерли после хлынувшего в их души духа морского простора, появились и сирены. Повыныривали, выскользнули на камни упругими скользкими телами, и принялись переговариваться на гортанном наречии из далеких вод. Лакс не понимал ни слова, Ирь – одно или два из десяти. Их сильные хвосты плескались в волнах, крылья растянулись, подставляясь порывам ветра. Глаза, черные злые бусинки, даже отдаленно не напоминали человеческие.
– Привет, девчонки, – оскалился воин. – Как настроение?
Одна из сирен вскрикнула и соскользнула обратно в воду, кое-кто зашипел, показывая мелкие острые клыки. Ирьиллин зашипел на них тоже, и только тогда старшая снизошла до разговора.
– Нас ощипали, как каких-то куриц[20], – выплюнула она ненавидяще, – а теперь являешься ты и спрашиваешь, как у меня настроение!
Лакс скривился, про себя удивляясь: он не ожидал ни такой феноменальной злопамятности от “девчонок”, ни того, что о той истории будут говорить, будто она случилась только вчера.
– А уж не твоих ли рук это было дело, паршивец?! – подала голос, визгливый и слишком тонкий, другая сирена. – Чертовски похож!
– О, уверяю, он совсем не то! – Лакс мяукнул это надломленно, потому что его вдруг стал душить смех. Ирьиллин Айбер как греческая муза – хотел бы он на это посмотреть!
– Точно?
– Клянусь, девочки, клянусь.
Сирены переглянулись, главная ударила по воде хвостом и окатила Лакса с головы до ног – а Ирь, стоявший до того на полшага ближе жреца, отлетел назад на безопасное расстояние, и теперь подмигивал противной девчонке. Из кармана он жестом фокусника достал три карты трикстера. Раскрыл их веером, держа рубашками к себе.
– Не подскажешь, рыбонька моя?
Она сложила руки на груди, сощурила свои бездушные глазки.
– Тяжелое настоящее, удачное будущее. Легко войти, но вот одна карта не предполагает, что ты будешь из нее выходить. Ты устал, ловкач, о, как устал. Каким богам ты молишься?.. О, не отвечай, – она махнула рукой. – Вообще-то, мне плевать. И, может быть, Жрец – это просто жрец, да хоть твой. Висельников не встречал в последнее время?
Ирь неопределенно дернул плечом, потому что что-то царапнуло его сознание, и он увидел, будто краем глаза, что-то… вроде как… кончик раскачивающейся веревки. Как будто его видел кто-то другой. На фоне веревки – бело-синюю башню маяка, снова море, блестящее и тихое в противовес нынешнему, и солнце высоко в небе…
– В общем, карты говорят тебе: беги, беги, надейся, что богам не плевать на тебя, беги до самого их обиталища и сгинь. Слушай, а этот, – сирена кивнула на Лакса, – тебе очень нужен? Выглядит вкусно.
На это Айбер снова оскалился, яростно, с дикой холодной ненавистью, охотно демонстрируя ей еще больше зубов:
– Очень нужен. И не надейся.
– Жаль.
– Как есть.
И сирена, поведя плечиками, соскочила в пенящуюся соленую воду, не попрощавшись и даже не кивнув воину. Ее подружки последовали за ней, потеряв всякий интерес к путникам, едва растаял их шанс поживиться. Вскоре камни стали просто пустыми мокрыми камнями, и о девчонках уже ничего не напоминало – только ошметки водорослей и пара блеклых чешуек.
– Что, вкуснятинка, пойдем? – Ирь подтолкнул жреца в спину, другой рукой пряча карты и оглядываясь на место, где горизонт сливался с морем и где каждый вечер тонуло солнце.
Лакс рванул его кинжал из ножен, и Айбер позволил вытащить клинок и приставить к своей шее; и когда сталь коснулась кожи, он поймал себя на мысли, что он рад, действительно рад скорости и ловкости Лакса – не таким, как у него самого, но отличной для человека. Не пострадавшим от того чертова кельтского проклятья. Это было действительно здорово, и Ирьиллин неожиданно искренне улыбнулся.
– Пойдем, мой аппетитный жрец, а то подхватишь простуду – он нее может испортиться твой вкус, берегись!..
Теперь он знал, куда идти. Нити мира дрожали в предвкушении, и карты больше не были нужны.
Глава 5. Среди призраков ирландских легенд
Ирь шел, и с каждым шагом воздух как будто бы напрягался по обе руки от него. Собирались тучи, собиралось сияние материи, а Ирьиллин Айбер щурился и сам внутренне посмеивался от ереси, от катастрофы, в которую снова влез.
– Что это там у тебя?.. – Лакс закашлялся, словно вдохнул не туман вперемешку с расплавленным мирозданием, а едкий дым.
Воин хаоса обернулся к нему через плечо.
– Кажется, ты что-то углядел там, – он показал клыки. Что? – раздраженно, но без раздражения.
– Мм.. Паучьи нити.
– Если встретим самого паука, что сделаешь?
– Стану обедом, – буркнул жрец. Но за смешанными чувствами на его лице мелькнула тень азарта, которая, вообще-то, явно принадлежала Ирьиллину – но со временем переползала и на жреца.
Жрец уже почти видит, почти дотягивается взглядом до восьминогого огромного чудовища, до неизвестно даже чьего создания, которого Ирь – Лаксу нетрудно было догадаться – будто бы не видел в упор. Как и огромный вселенский паук, наверное.
Если бы они видели друг друга, тотчас бы бросились и не расцеплялись, пока не разорвут друг друга в клочья. А заодно и яблочный остров, и всю эту часть суши и воды, пока не поцарапают матовый купол неба.
Жрец впредь решил не болтать о пауках и сконцентрироваться на обедах – это сулило куда больше правды и тепла.
По пути они набрели на ущелье с ядовитыми травами, и Ирь резко выдрал их из плавного русла тайных троп, заставив окунуться в пряный злой запах, влажный воздух и мерное дыхание древних скал. Деловито встряхнул руки, огляделся и хмыкнул, довольный собой.
Лакс нашел то, что искал – неприметный желтый цветочек, невзрачный и скучный. Оборвал чахлые листики
