Игра Бродяг - Литтмегалина
— Не так уж и опасно, — небрежно пожал плечами Вогт. — Это же их дракон.
Эхо озадаченно нахмурилась.
— Что? Можно разузнать поподробнее?
Лицо Вогта внезапно озарилось.
— Именно! Этим и займусь!
— Чем?
— Разузнанием.
Вогтоус встал, скинул с себя простыню, в которой, как в юбке, слонялся по дому все утро, и натянул свои обтрепанную одежку.
— Я пойду.
— Тогда я пойду с тобой.
— Нет, — покачал головой Вогт. — Мне будет проще справиться одному. Не беспокойся. Я буду здесь, рядом.
Рядом… Эхо несколько расслабилась.
— Хорошо, — слабо улыбнулась она. — Но не задерживайся.
— Я скоро вернусь, — пообещал Вогт.
***
Проникая сквозь маленькие темные облака, свет струился дождем. Капли этого дождя сверкали на листьях деревьев, и Вогтоус знал, что внутри каждой капли частица покоя, которую изначальный бог, создатель всего сущего, отнял от себя, чтобы отдать миру. Вот только миру это было недостаточно, пусть даже бог утратил покой навсегда.
Благостные виды зажиточной, удаленной от непрестанных разборок деревни не помогли Вогтоусу утихомирить нарастающий гнев, а лишь раздули это невыносимое чувство. Глядя на тихие домики, он думал о сверкающих лезвиях, которые вырастают в них, пронзая кого-то, но не тех, кто растит их. Он был уверен, что знает причину возникновения дракона.
Навстречу ему шел человек с угрюмым и темным лицом — таким лицом можно забивать гвозди, причем без вреда для его обладателя. Человек уставился на Вогта с вялым интересом, Вогт же его полностью проигнорировал. У этого хмурого типа ничего не выведать, нечего тратить на него силы и время.
Проходя мимо ворот, сквозь которые они накануне вошли в деревню (вернее, их втащили волоком), Вогтоус задумался: может, захватить Эхо и попытаться сбежать? Хотя нет, вряд ли что-то получится — на воротах красуется замок, а частокольная стена уж слишком высокая и гладкая, не заберешься. Да и не могут они просто проигнорировать то, что Игра обязует их сделать. Зато после, Вогтоус не сомневался, ворота распахнутся сами собой, будь они хоть цепями окованы.
Впереди мелькнуло бело-синее платье, и он ускорил шаг.
— Эй! — окрикнул Вогт, пытаясь добавить живость в свой холодный голос.
Девушка оглянулась. Обращение «эй» ей не понравилось, и ее брови были сердито сдвинуты. Глаза девушки были такого же синего цвета, как ее платье, но с небом ее глаза Вогт не стал бы сравнивать. Скорее уже с драгоценными камнями. Холодными, безжизненными драгоценными камнями.
— А, охотник на драконов, — догадалась девушка. Тонкая морщинка меж ее бровями разгладилась. — Слышала о тебе.
Вогт улыбнулся, но его сумрачный взгляд не прояснился. Если девушка поверит его улыбке, то она очень-очень глупая.
Девушка поверила, и Вогтоус ощутил нечто вроде презрения. Он не интересовался причинами ее доверчивости и не пытался понять, что его ресницы такие длинные, а в глазах не угасла искорка доброты, которая так озаряла его взгляд прежде, и что среди всех этих грубых, щетинистых мужчин он кажется таким нежным, что хочется прикоснуться к нему и убедиться, что он настоящий.
***
«Что-то происходит с Вогтом, — грустно думала Эхо, одеваясь. Сидеть и ждать в давящих стенах чужого дома было абсолютно невыносимо. — А эти разговоры о предназначении? Да какое предназначение у него может быть? Только такое, какое он сам себе придумал».
Она вышла на крыльцо и глубоко вздохнула. Небо очистилось, но хоть этот ясный солнечный день выглядел почти как летний, его запах и вкус были отчетливо осенними.
В пыли на дорожке прыгали птицы. Они были совсем крошечными, а их лапки тонкими, как травинки, но они знай себе скакали, не задумываясь о том, что скоро тепло окончательно обернется холодом, и прежде, чем это наступит, они должны покинуть эти земли. Эхо вернулась в дом и взяла кусок хлеба. Раскрошив, бросила его птицам. Некоторое время она наблюдала, как птицы клюют, и это ее чуть успокоило. Все не так уж и плохо, решила она, пока есть птицы и пока они способны перебраниваться из-за крошки хлеба.
Улица была пустынна, как будто солнце напугало людей деревушки и заставило их спрятаться в сумрак их тесных домов. И все же кое-кого она встретила.
Мальчик лет семи-восьми сидел на траве и сквозь щель в заборе рассматривал большой дом с крытой черепицей крышей. Сразу было понятно, что мальчик не живет в этом доме и вообще не живет в доме. Он был взъерошенным, худым, в порванной и грязной одежде.
— Привет, — сказала Эхо — тихо, чтобы не спугнуть.
Несмотря на всю мягкость ее тона, Молчун подскочил и испуганно-затравленно уставился на нее. Эхо увидела красновато-серые полосы грязи и крови на его одежде, следы ударов на лице, разбитые до болячек губы, и по ее телу пробежала дрожь. «Он убежит, — подумала она встревоженно. — Он сейчас убежит».
— Не бойся меня, — сказала она.
Мальчик распрямился во весь невеликий рост, мимикой и всем телом выражая растерянность. Никто никогда не говорил с ним так ласково, а потому он не знал, чего ему ожидать и что делать, и просто смотрел на Эхо внимательными недоверчивыми глазами.
«Что мне сказать ему?» — подумала Эхо. В ее голове не было ни единой мысли, кроме той, что она должна немедленно выдать что-то этакое, чтобы мальчик не смог ей не поверить. «Вогт!» — мысленно позвала она в тщетной надежде. Вогт умел находить нужные слова, а вот она совсем нет.
— Почему ты здесь совсем один? — спросила она.
Молчун молчал, как и полагается молчуну, и, судя по взгляду, размышлял, не пора ли ему рвать когти.
— Ты голоден? — Эхо пожалела, что отдала весь хлеб птицам. Кажется, в доме еще остался кусок…
Молчун развернулся и пошел прочь — вопреки своему желанию неспешно, демонстрируя, что он вовсе ее не боится. Да он и не боялся бы, гаркни она на него как все другие, вместо того, чтобы смотреть на него так странно-сочувственно.
— Не уходи! — позвала Эхо и пошла следом. — Я не сделаю тебе ничего плохого.
Молчун ускорился. Походка у него была шаткая, неловкая, одно плечо поднималось заметно выше другого.
— Пойдем со мной, — предложила Эхо. — Я тебя накормлю. Я же знаю, что ты ужасно голоден, я помню, как это. Как тебя зовут?
Молчун побежал.
— Подожди! — крикнула Эхо и последовала за ним.
Поймать уличного ребенка, когда он твердо настроен удрать, так же непросто, как ухватить ладонями молнию. Молчун просочился сквозь кошачий
