Сыны Тьмы - Гурав Моханти
Он был сыном господина Дамогьоша, бывшего короля Чеди, а ныне вассала империи. Если бы магадханцы десятилетия назад не вошли в Чеди, Шишупал бы восседал на троне, вершил суд, устанавливал цены и занимался иными, столь же опасными обязанностями. Но старая добрая империя вошла в Чеди, разрушила несколько королевских зданий и, несомненно, устроила бы еще больше шума, если бы отец Шишупала не преклонил колено перед Джарасандхом.
Так что Шишупал был воспитан в Магадхе, дабы обеспечить хорошее поведение Чеди. В лицо его называли «придворным», а за спиной – «заложником». Ему было плевать на насмешки. Раджгрих, столица империи Магадх, была ничем не хуже любого другого места, где можно вырасти.
Но последние два лета император не обращал никакого внимания на Шишупала. С тех пор как Шишупал сложил с себя полномочия Когтя, он вышел за пределы поля зрения императора – переместился в тень. Но император вообще мало на что обращал внимание в эти дни – после того как его последняя остававшаяся в живых дочь погибла, пронзенная копьями ворот дворца. Он даже заключил перемирие в проклятой войне с Матхурой, хотя, конечно, не то чтобы это имело какое-то значение для Шишупала. Его вечера были наполнены тихим созерцанием, и Шишупал каждый день зажигал свечу Богам, моля сохранить его жизнь именно такой.
Когда он как раз зажигал ритуальную свечу, в дверь громко постучали. Сегодня был государственный праздник, и Шишупал не стал откликаться, сделав вид, что его нет дома. Но именно в этот момент спичка в его руке вспыхнула, выдавая, что он тут.
Мужчина неохотно поднялся и открыл дверь, и посланник сообщил ему, что император срочно требует его присутствия в особняке госпожи Раши в Львином Зубе. Шишупал бросил несчастный взгляд на идола Ксата возле своей кровати, подхватил плащ и, подобно урагану, помчался исполнять приказ императора.
Львиный Зуб считался самой изысканной частью Раджгриха, расположенной высоко над рекой Ганг, вдали от ее всеохватывающего зловония. Жители Львиного Зуба происходили из так называемых «старых богачей», что обычно означало, что они богаты землями, честью и славой, но совершенно бедны на деньги. В этих старых семьях текла кровь кшарьев, они получили свои земли и власть грабежами, убийствами и иже с ними – еще в те времена, когда люди не задумывались о том, откуда берутся эти титулы. По углам шептались, что старые богачи были лучше, чем новые, ведь монеты теперь были у драхм, но у Шишупала никогда не было достаточно ни того ни другого, так что разницу он оценить не мог.
Спеша к месту встречи, он, надеясь привести себя в достойный вид, попытался отполировать рукавом свои доспехи. Жители Львиного Зуба были такими снобами, что даже не пользовались городскими службами уборки мусора или писцами, словно это могло повлиять на их родословную рештов или драхм. Даже несмотря на натиск новой веры, которой следовал император и которая проповедовала равенство между кастами, Львиный Зуб держался высокомерно и вызывающе.
Найти дом госпожи Раши было нетрудно. Во время выполнения своих служебных обязанностей Шишупал много раз проходил мимо старого фасада ее высокого особняка. Госпожа Раша была вдовой господина Гардхона Вишта. Шишупал никогда не встречался с ней лично, слишком уж сильны были слухи о том, что она колдунья. Но учитывая, что их жизни были разрушены одним и тем же человеком, с ней стоило познакомиться поближе. Так что, несмотря на слухи, Шишупал надеялся, что, когда дверь откроется на стук, он сможет все исправить и найти человека, который станет на его сторону, – это очень ему понадобится, учитывая, что внутри может быть император.
Сделав глубокий вдох и прочистив горло, Шишупал провел рукавом по шлему, который держал в руке, и постучал в дверь. Кажется, в задней части дома кто-то или что-то взвыло.
Наконец дверь открылась, и перед ним возникло непонятное видение с оливковой кожей. Ноги видения были обвиты лентами, как у гладиатора, а из одежды на нем была лишь белая юбка с красной каймой, длиною до колен, переходящая в полотнище, накинутое на одно плечо, так что второе оставалось обнаженным. И вся эта мешанина была покрыта алым плащом.
– А, Багряный Плащ, вот кто у нас! – Шишупал обнаружил, что его схватили за руку и втащили внутрь. – Любезнейший, – в голосе чужака звучал сильный акцент, – вы пришли как нельзя кстати. А скажите-ка мне, знаете ли вы что-нибудь о спаривании?
II
– Понимаете, речь о Сураджмукхи Рахами, – пояснил чужак, как будто это что-то объясняло. – Несмотря на то что говорит госпожа Раша, я не думаю, что Сураджмукхи на это способна. – Мужчина намекающе подмигнул ему. – Возможно, ее стоило бы подержать, и вы могли бы внести в это свою лепту. Хотя это будет самая сложная часть. А я раздвину ей ноги.
Шишупал не хотел даже думать о том, что предлагал ему этот странный человек, и уж тем более выяснять, в чем заключается «сложная часть». И он понятия не имел, кто такая Сураджмукхи. Возможно, человек в сари был поклонником культа помешанных на сексе содомитов. Шишупал знал, что у богатых свои причуды, но порой это заходило слишком далеко.
– Господин… Госпожа… – пробормотал он, не зная, как начать, чтоб не обидеть.
– Господин, ваше невежество не делает вам чести. Это тога. Малака! Вы, веданцы, – просто идиоты, когда дело доходит до моды.
Грек! Запрет и Свет! Млеччха. Говорили, что млеччхи нечисты; твердили что-то о том, что они не используют воду, чтоб подмыть задницу. Шишупал, конечно, был уверен, что это чистая выдумка и просто шовинизм. Греки ведь все-таки должны были регулярно мыться и использовать емкости с водой в уборной!
– Как бы то ни было, господин, я офицер империи и должен предупредить вас, что изнасилование нарушает самые суровые законы страны.
И, вероятно, все правила человечества, добавил он про себя и продолжил:
– И должен посоветовать вам немедленно освободить госпожу Сураджмукхи.
– Мужик, о чем ты говоришь? – Грек был явно в замешательстве.
– О чем ты на самом деле говоришь, Коготь? – Шишупал вздрогнул от ледяного голоса шагнувшей вперед госпожи Раши. – Сураджмукхи – мой долбаный грифон.
III
Хотя госпожа Раша едва доставала Шишупалу до плеча, выглядела она весьма эффектно. И не заметить ее было весьма трудно – может, из-за того, что у нее были глаза разного цвета: один – травянисто-зеленый, другой – голубой, как океан. Может, из-за того, что ее голос звучал, как треск
