Индивидуум - Полина Граф
Он выудил из кармана механизм, подобный карманным часам. Такой же был и у Габиума. Дан щелкнул, раздалось тиканье. Вдохнув поглубже, он с тоской обернулся к башням Соларума и смиренно произнес:
— Вот и все, да? В последний раз. Знаю, что ты этого не сделаешь, но… но скажи всем, что я ценил каждую секунду, проведенную с ними. Как бы плохо ни было. Все эти годы… были светлейшими в моей жизни. И других у меня не будет. Спасибо, что вы стали частью моей души. Спасибо, что был моим другом, Максимус.
— Дан! — заорал я, но было поздно.
Он исчез под вой ветра. Я тяжело дышал от боли и досады, глядя на угасающий в руках огонь, и просто сдался, упав лицом в холодную траву.
Глава LI
Исход всех минувших эр
Бетельгейзе подпирала голову ладонью и смотрела на проекционные листы, которые закрывали всю поверхность ее стола, имевшего форму полумесяца. Глядела на них, но не трогала — и делала это с таким удрученным видом, будто любой мог вспыхнуть от одного касания. В голове ворочались мысли настолько тяжелые, что они могли бы обзавестись собственной гравитацией. Развернувшийся перед ней информационный хаос намертво затягивал, глуша секретарей на фоне. Они будто находились даже не в этой реальности.
— Сообщения приходят отовсюду, — чуть взволнованно вещал один. — Из областей с первого по седьмое Мировые кольца, отдаленных провинций, даже из предельных префектур доходят сигналы, хоть и с задержкой. Пока мы отвлеклись на Лучезарную крепость и конфликт в префектуре Баура…
Бетельгейзе откинулась на спинку кресла, взгляд все еще был прикован к документам. Тогда же слово взял Паутерлис — Третий паладин, единственный, кто лично пришел к ней выразить беспокойство. Внушительный и сияющий благородством, но такой бесконечно усталый, он стоял перед Бетельгейзе, как несгибаемое под гнетом ветра дерево.
— Префекты и Имперумы пострадавших пространств пытаются мобилизовать войска для обороны.
— Пытаются, — хмуро подтвердила Бетельгейзе.
Ее рука все-таки сдвинула один из листов.
— Монархи из Бездомных сфер и оптимы Лоскутного края и Многоликого океана более своенравны. Они же исключения в Армии Света. — Лицо ее ожесточилось. — Я всегда говорила, что нужно зачищать и адаптировать все, что выбивается из общей системы правления. Это сеет раздор среди нас во время наступления врага. Мы позволили им иметь войска, которые, повинуясь какому-то мелкому местному правителю, могут ослушаться приказа Магистрата.
— Они ослушались Магистрата, потому что тот призывает к бездействию, а эти мелкие правители хотят сохранить свои земли, — напомнил ей Паутерлис с излишней строгостью. Он нахмурился, отчего паутина тонких морщин на его лице стала лишь заметнее, напоминая о тяготах и невероятном количестве прожитого времени. — А это и земли Света тоже.
— Я знаю. — Она поморщилась, с болью признавая и принимая действительность. — Что… что говорят в народе?
— Недоумевают, так мне доложили секретари. Души шепчутся там и тут. Здесь, в центральном кластере префектур, плохо видно происходящее во внешних кольцах, в Верхней и Нижней полусфере, но они знают. В последних сводках «Путеводного гласа» Велрик ад Карштай снова глумится над молчанием правящей верхушки. Говорит, что все были поражены возвращением Антареса — чем-то, что для многих новых поколений уже стало мифом, равноценным чудесам и победе. Теперь, когда темные начали массивное наступление, все стоят с открытыми ртами в ожидании тех самых чудес. А в них летит лишь пепел. — Он пожал плечами. — Где-то там же была потешная карикатурка на закрытых от народа Паладинов. Но вы, Бетельгейзе, вышли чудесно.
При всем желании Бетельгейзе не смогла скрыть сквозящего презрения, хоть очень старалась.
— Вы могли бы намекнуть «Гласу» и прочим изданиям… — осторожно начал было второй секретарь.
— Мы не будем усиливать цензуру и душить новостных вестников, — сразу отрезала она. — Каждый раз, когда это начинается, остановиться невозможно. И это первый шаг, сигнал, что в обществе не все в порядке. Вы, Паутерлис, можете это подтвердить, ведь помните, как это было при Верховных, сменивших Антареса. В какой мрак все погрузи- лось.
— Я помню. Как и некоторые из времен до прихода Антареса. Впрочем, Магистрат, правящие палаты и иные Паладины могут иметь другое мнение.
— Запрет слова — первая искра в пламени краха империи.
— Только мы не империя, Бетельгейзе. Мы — Армия.
Бетельгейзе спокойно принимала давление Паутерлиса, питая к великому эквилибруму огромнейшее уважение и зная, что оно было взаимным. Потому-то он и пришел к ней, старейший из всех Паладинов.
Она запустила руку в карман, ощущая там два холодных стальных диска, маленьких и легких, но казалось, под их весом проломилась бы земная твердь. Темное гадкое чувство скользнуло в душу Бетельгейзе, настойчивый голос Паутерлиса словно бы отдалялся.
— Я уже видел это, светлейшая. Когда все очевидно катится в бездну, а души шепчутся все сильнее…
— Они могут нагнетать, — вступился первый секретарь, неожиданно осмелев.
— Это паттерн, — опроверг его Паладин. — Каждый раз оно происходит одинаково. Так же пришла и Слепая война, которой я, к сожалению, был свидетелем.
Бетельгейзе сильнее сжала стальные диски.
— Тогда вы знаете, что если Вселенная уготовила нам новую Великую войну, то избежать ее невозможно. Только принять и жить с ней столько, сколько ей потребуется.
При упоминании страшной связки слов «великая» и «война» секретари с тревогой стихли. Вероятно, молились Вселенной, одной из первородных меток или еще чему, что было одобрено Светлой армией. Паутерлис же остался тверд и постучал пальцами по листам на столе Бетельгейзе.
— У нас есть Антарес. Простые души правы, как правы и эзотерики со сказителями горизонтов, как и каждый, кто с почтением или страхом относится к нашему Верховному. Правы и наглые вестники. Антарес Непогасимый — символ и чудо. Он — миф о победе и торжестве Света, миф, каким была наша Армия в его правлении, последний ее взлет перед последующим стабильным падением в темную бездну мрака и разобщенности. Сейчас мы на грани коллапса и, не приведи Свет, новой Великой войны. И именно в этот самый момент Антарес Непогасимый воскрес, после того как считался мертвым ужасающе долгое время. Он действительно сказка, история и легенда, воскресший из небытия, победоносный символ. И сейчас он не реагирует ни на что.
— Я знаю, — хмуро ответила ему Бетельгейзе, отворачиваясь к окну.
— Тогда вы должны выяснить, почему Антарес бездействует. Вы — его генум, его кровь. Я не сведущ в делах генумов, но что-то это же должно значить?
Диски с болью впились в кожу Бетельгейзе.
Вскоре она отправила запрос на встречу с Антаресом и меньше всего ожидала получить столь быстрый ответ от
