Красное на красном - Вера Викторовна Камша
Скорее он верит в то, что Штанцлер сделает все, чтобы свести победы Рокэ на нет. Это верно, но кансилльеру нужно время.
– Вы поговорите с Мильжей?
«Поговорите…» Прийти и сказать: дорогой, так, мол, и так, казар желает откупиться твоей головой, и он прав, другого выхода нет, это я тебе как друг говорю. А Мильжа – последний внук старого Кри́жи, и он до сих пор не женат.
– Робер, я понимаю, о чем вас прошу.
Он понимает?! Закатные твари, понимает?! Человек, у которого никогда не было ни друзей, ни совести, ни чести? Только выгода и союзники, которых он продавал направо и налево.
– Ваше величество, Мильжа и его люди вас спасли.
– Да, но они не спасли Кагету. Я своей жизнью не дорожу, но не я совершал набеги на Варасту, а они.
Лис не дорожит свой жизнью?! Лис не совершал набеги на Варасту? Да, сам он не жег и не убивал, только отдал приказ.
– Да, я послал туда Мильжу, лучшего из моих вождей, и сделал это из дружбы к брату моему Альдо, которого мечтал увидеть на троне предков…
Из дружбы?! За гоганское золото, но… Но причиной был именно Альдо, так что, если судить по справедливости…
– Ваше величество, у нас есть другой выход! Отдайте Ворону меня.
– Вас?! – Адгемар схватился за сердце. – Никогда! Вы – мой гость, гостеприимство свято, и я дважды обязан вам жизнью.
– Мильже вы обязаны не меньше, и, в конце концов, все началось в Агарисе. Скажите Алве, что я тайно проник в Кагету, а это так и было. Это я подкупил нескольких бирисских вождей, которые втайне от вас занялись набегами. Вы узнали обо всем, когда уже было поздно, узнали от… от Луллака и Мильжи и передаете подстрекателя, к тому же объявленного его величеством Фердинандом вне закона, Первому маршалу Талига. В виновность Мильжи Ворон может и не поверить, а меня он знает… И Дорак меня знает. Он будет счастлив отрубить мне голову на площади и… отдать Эпинэ после смерти деда Маранам.
– Я ценю ваше благородство, герцог, но есть вещи, которые кагет не переступит, если не хочет, чтобы его назвали ызаргом. Гость священен. Долг жизни священен четырежды.
– Я перед лицом Создателя поклянусь, что обманул доверие хозяина и умоляю позволить мне искупить вину. Я знаю, если двенадцать казаронов засвидетельствуют мои слова пред образом праведницы Ка́гии, никто не посмеет сказать, что этого не было. Альдо я напишу, что вынудил вас согласиться. Он – Человек Чести, он поступил бы так же, а бирисские вожди… Они погибли во время селя, и их Алва уже покарал.
– Да защитит тебя Создатель.
Голос кагета дрогнул, а в уголках глаз появились настоящие слезы. Неужели он ошибался и Лис иногда становится человеком? А почему бы и нет? Луллак – племянник Адгемара, должно же у родичей быть хоть что-то общее.
– Ваше величество, прикажите подать перо и бумагу и велите казаронам собраться.
– Ты… Ты хочешь, чтобы это было прямо сейчас?
– Чем быстрее, тем лучше. Только… Я могу попросить ваше величество об одном одолжении?
– Для меня любая твоя просьба священна.
– Мильжа не должен знать о нашем разговоре, он вообще ничего не должен знать!
– Клянусь Создателем, он не узнает, хотя я предпочел бы…
– Ваше величество, вы обещали!
– Да будет так.
Адгемар тяжело поднялся. А ведь он на самом деле расстроен. Значит, они заблуждались и казар юлил и предавал не ради себя, а ради Кагеты? По-своему он прав – казароны и впрямь тянут Кагету назад. А Люди Чести? Что они для Талига – крылья или ядро на ногах?
Иноходец проводил глазами статную фигуру в тяжелых одеждах, перевел взгляд на розовые кусты и дальше, туда, где синел город. Еще утром Эпинэ клял Равиат на чем свет стоит, а теперь столица Кагеты казалась чуть ли не прекрасной. Во всяком случае, она не должна превратиться в груду занесенных илом развалин. Когда-нибудь в этой стране будут жить лучше, а если и не будут… Грязь, драки и бедность не повод стирать город с лица земли, и вообще нет худа без добра. Если б он запер Клемента, тот бы погиб, а так его крысейшество выберется из этой заварухи живым, найдет себе подружку, заведет семью…
Явился слуга, с поклоном разложил на мраморном столе чернильницу, песочницу и стопку писчей бумаги, после чего, пятясь, ушел. Робер взял верхний лист и обмакнул перо в чернильницу. Писал он не задумываясь, как и жил:
«Альдо, мы проиграли войну, причем дважды. Ворон разбил Адгемара, хотя его армия превосходила талигойскую раз в пятнадцать. Увы, кагеты в отличие от Алвы не смогли наладить взаимодействие пехоты, артиллерии и кавалерии и переоценили свои силы, за что и поплатились, но не это самое страшное. Мы называли Ворона демонским отродьем, но маршал и вправду нелюдь. Он захватил Озерное плато и взорвал скалы в истоках Биры. Поток из воды, грязи и камней пронесся речной долиной, сметая на своем пути всё. Погибли многие тысячи – дети, женщины, раненые, талигойские рабы, хотя, правду сказать, смерть лучше той жизни, которую они здесь ведут.
Теперь Алва угрожает сделать то же с долиной, в которой расположен Равиат, и он способен претворить свои угрозы в жизнь. Подручные кэналлийца ему под стать, он опирается на горское племя, в свое время вытесненное бириссцами с родовых земель, и варастийских добровольцев, которые готовы уничтожить всю Кагету. Я этого допустить не могу. Единственный способ вынудить Ворона уйти – доказать даже не ему, а его генералам и сопровождающему его епископу Варасты, что казар не виновен в нападениях на Талиг. Я принимаю вину на себя и засвидетельствую перед двенадцатью казаронами, что Адгемар ничего не знал. Я поклянусь, что подкупил бирисских вождей, которые погибли во время селя, и меня выдадут Талигу. Другой возможности спасти людей, причиной несчастий которых стала наша с тобой недальновидность, я не вижу.
Вот всё, что я хотел сказать. Поцелуй руку принцессе Матильде и, если ты все же станешь королем, отдай Эпинэ достойному. Я не хочу, чтобы Повелителем Молний стал Альбин. И еще – я узнал от человека, которому можно верить, что твоя жизнь неразрывно связана с жизнью той, кого ты провожал домой в ночь перед моим отъездом. Береги ее.
Твой друг и верный вассал, так и не ставший маршалом…»
Эпинэ как раз присыпал письмо песком, когда на террасе появились воины
