Кукла-талисман - Генри Лайон Олди
4
«Простите, что не сказал вам сразу…»
На улице я первым делом прикинул время. Дождь до сих пор не начался — и всерьёз раздумывал погодить до завтра. Это хорошо. Час обезьяны[10] вот-вот перевалит за середину. Это уже не так хорошо. Можем не успеть до закрытия ворот на ночь. Надо поспешить. У меня, конечно, имелись служебные полномочия, но я не любил ими пользоваться без крайней нужды.
Господин Сакаи, благодарный за досрочное окончание рабочего дня, всё порывался что-то мне поведать — кажется, хотел поделиться тем, о чём расспрашивал его дознаватель Абэ. Со всей возможной вежливостью я прервал его: быстрая ходьба не располагала к беседе. Особенно когда мы, срезая путь, двинулись здешними переулками. Тут бы в грязи не утонуть!
Кладбище Куренкусаби располагалось в трёх-четырёх тё[11] от северных ворот. Красная краска на воротных столбах выцвела, облупилась, зонтичная балка просела и пошла трещинами. Время беспощадно, осеннее увядание коснулось не только деревьев и кустов, но и ворот. Долговязый стражник с лишаём на щеке мельком глянул в мою грамоту, кивнул с безразличием:
— Проходите.
Под сандалиями зачавкала первозданная грязь. Заметив, что Сакаи запыхался, я замедлил шаг. Мы добрались быстрее, чем я рассчитывал. Время есть, можно и поговорить.
— В тот вечер вы понимали, где находитесь? Хотя бы примерно?
Сакаи моргнул и тяжело покачал головой:
— Нет. Не помню. Портовый квартал помню. Как её встретил, помню. Улицу помню смутно. Пожалуй, найду, если постараюсь…
— А потом?
— Мы куда-то шли. То есть она шла, а я — за ней. Она пригласила меня переночевать. Ну, я сразу понял, что это значит, — Сакаи усмехнулся. — Как шёл, куда — не помню. Потом мы пришли к её дому. Ну, я тогда думал, что к дому. А там…
— Погодите-ка! Как же вы через ворота-то вышли?! Ворота, небось, закрыли? Как вы стражников уломали? Взятку дали?
— Господин Абэ меня о том же спрашивал. Не знаю, не помню. Сам дивлюсь. Я и ворот не заметил, не то что стражников. Денег никому не давал, это точно помню.
— А сейчас дорогу узнаёте?
— Вы в точности как господин Абэ! — восхитился Сакаи. — В один голос поёте! Сейчас? Да, узнаю́. Когда с господином Абэ шли, тоже узнавал, ровно досюда. А вот дальше…
Тут и началось оно, которое дальше.
Дорога, по которой мы брели, и так была не ахти. Но здесь от неё, словно дочь от матери, уходила и вовсе поганая дорожка, больше похожая на заросшую, давно не хоженую тропу. Шагов через тридцать она ныряла под замшелые ворота из грубого камня. Проходя под ними, я поёжился: зябкий холодок коснулся затылка. Порыв ветра? Знак того, что мы пересекли незримую черту, отделяющую мир живых от мира мёртвых?
Ерунда! Просто старое кладбище. И между прочим, я здесь по делу.
Под ногами захрустела мелкая галька. Хруст показался неуместно громким, такая здесь стояла тишина. Родилось, явилось без спросу:
Холодом веет.
Зачем мы пришли сюда?
Кладбище, осень.
— Куда теперь?
Сакаи остановился в нерешительности.
— Кажется, туда, — без особой уверенности махнул он рукой.
— Ведите, Сакаи-сан.
Серые плиты безнадёжно тонут во влажной земле. Иероглифы посмертных имён превратились в бессмысленные бороздки. Столбы и столбики: по колено, по грудь, в человеческий рост. Шершавые и гладкие, с текстами священных сутр и без. Курильницы для благовоний. Ограды вокруг могильных пагод: здесь лежат знатные или особо состоятельные покойники. Фонари: крышки с загнутыми карнизами, круглые навершия, застарелые следы копоти по краям окошек. Надгробия в виде чаш. В тёмной дождевой воде плавают опавшие листья. Надгробья в виде ваз. Надгробья в виде поставленных стоймя кусков дикого камня. Он частично обтёсан лишь с одной стороны, чтобы высечь на стёсе имя усопшего.
Стылое уныние скрашивается тёмной бархатистой зеленью мха. От него веет живой прохладой. Роняют листву сакуры. Тянутся к облакам могучие сосны. Почему на кладбищах сосны вырастают настоящими великанами? Нигде больше таких не видел. Впрочем, я много чего не видел.
— Кажется, сюда… Да, точно. Нет, не сюда. Вон туда…
— Далеко ещё?
— Где-то здесь, Рэйден-сан! Где-то здесь!
— Когда вы посетили кладбище с дознавателем Абэ, вы его быстро нашли? Место, которое ранее сочли домом этой женщины?
Сакаи виновато отвел взгляд:
— Я его вообще не нашёл. Простите, что не сказал вам сразу…
Ничего удивительного. Я это уже подозревал.
— Найдём! — прервал я его взмахом руки. — Так или иначе, а найдём. Следуйте за мной!
И поспешил к выходу.
Сакаи кинулся меня догонять, полон дурного предчувствия.
5
«И что же я должен сделать?»
— …я ей: далеко ещё? А она мне: рядом, добрый господин.
Мы сидели на старой колоде в десяти шагах от ворот. Заплечный короб я приспособил в качестве стола.
— Я опять: далеко, а? Благодарю, Рэйден-сан!
Он поднял чашку:
— Ну, за ясность мысли!
— За ясность, Сакаи-сан. Кстати, не припомните, у той девушки были какие-то особые приметы? Про цвет кимоно и тёмный пояс вы говорили, я помню.
— С вышивкой! С вышивкой пояс. А приметы…
Лицо Сакаи просияло:
— Вспомнил! Родинка! На щеке.
— На правой или на левой?
— На левой.
— Благодарю вас. Это важная примета.
Сакаи раздулся от гордости.
Сказать по правде, ясность его мысли оставляла желать лучшего. Мы приканчивали уже второй жбанчик саке. Откуда взяли? Я разве не говорил вам, что быстро учусь? Секретарь Окада и архивариус Фудо — люди предусмотрительные. Вот у них и научился. Чтобы развязать человеку язык, проще угостить его хмельным, чем давить да выпытывать. Под чарочку-другую, под задушевную беседу сам всё выложит — даже то, о чём говорить и не собирался.
А уж если человек родом из семейства Сакаи…
Фамилию свою Сакаи оправдывал со всем возможным рвением[12]. Я прихлёбывал по чуть-чуть, больше налегал на пирожки с рисом и тунцом. Купил их по дороге в управу, хотел перекусить, да времени не было. Вот, пригодились.
В моём заплечном коробе нашлась и пара дорожных лаковых чашек. Не из жбана же пить?
— …а она: пришли, добрый господин. Мы пришли, а там он сидит. Ха-ха-ха!
Рыбьи глазки Сакаи от хохота вылезли из орбит:
— Надулся жабой, квакает…
— Простите за бестактный вопрос, Сакаи-сан. Как именно ваш соперник убил вас?
Сакаи поперхнулся, икнул и схватился за шею. Ага, ясно.
— Задушил! Вот же сволочь… Обратно иду, в новом теле. А горло так и