Норман Хьюз - Месть волчицы
— Да как ты смеешь! Я…
— Помолчи, Муир! — Это подает голос Тарквин. Соня в изумлении косится на своего спутника. Неужто он знаком с этим наглым заморышем? — Что тебя не устраивает? Что ты привязался к моей подруге?
Слегка притихший, но по-прежнему боевитый, Муир, уперев кулаки в бедра, не желает сдавать позиции.
— Она слишком много болтает, эта рыжая, и она… Она оскорбила меня сейчас! Пусть просит прощения!
— Я никогда не прошу прощения у таких сопляков, как ты, — чеканит Соня. — Если хочешь, можешь потребовать с оружием в руках!
Она знает, что ничем не рискует. Книжники бывают вооружены лишь кинжалами и никогда не носят мечей, да и нож им служит больше для красоты, нежели реальной пользы.
— Поединки в Логове запрещены, — вмешивается кто-то из компании Муира… Еще один незнакомец. Соня, вообще, никого из них не знает. Но впрочем, там есть и пара воинов из те, на кого она нынче обратила внимания на устроенном Разарой сборище., — Прекратите шуметь, вы оба. Тебе, девчонка, и впрямь не стоило бы так громко распространяться о заданиях Волчицы, пусть даже в Логове нет посторонних, — назидательно продолжает старший из воинов. — Но если привыкнешь болтать здесь, то можешь ненароком сболтнуть и где-то еще. Пострадаешь сама, и подведешь тех, кто тебе доверился.
От этой отповеди, вполне резонной, Соня ощущает досаду, еще более усиленную тем, что она признает справедливость всех упреков незнакомца. Будь она лет на пять моложе, то унижение еще вернее погнало бы ее в драку, заставило бы наброситься на этого дерзкого высокомерного воина с кинжалом в руке… и, скорее всего, подвергнуться умелому и обидному отпору. Но сейчас она повзрослела, поумнела и немного лучше способна держать себя в руках.
— Извини, почтеннейший, из уважения к твоим сединам я не стану продолжать этот спор, — произносит она, со злой насмешкой глядя на воина, все же не в силах удержаться от подколки. — Однако забери своего щенка, я не терплю, когда меня лапают грязными руками, — она брезгливо отряхивает плечо. Тарквин, в свою очередь, берет ее за запястье.
— Пошли, Соня. Покажу тебе, какой роскошный клинок я привез нынче из Аренджуна.
Они выходят под взглядами всех собравшихся в трапезной. Муир сверлит ее глазами, пылающими от ненависти. В Глазах остальных — неприкрытое веселье. Они знают горячий нрав Сони и подозревают, что в ближайшие дни бедолаге книжнику придется очень туго. Пусть их первая схватка и окончилась вничью, но рыжеволосая красотка на этом не успокоится.
— А кто этот, пожилой? — неслышно спрашивает она у Тарквина на выходе из трапезной. — Ты вроде с ним знаком, мне показалось? Ты ведь ему махал рукой, когда они сели к нам за стол…
— Да не такой уж он и старый, — смеется немедиец. — Зря ты его так.
— А пусть не вмешивается, — зло щерится Соня. — Я бы сама разобралась с этим дерзким щенком. И нечего мне указывать, где распускать язык, а где нет!
— Ну, пожалуй, из всех нас, если кто и имеет право указывать другим, то только он. Тхеван был здесь наставником оружейного боя, еще когда мы с Севером пришли в Логово зелеными новичками. По-моему, он вообще здесь с самого первого дня,
— Ого, — это заставляет Соню переоценить расстановку сил. — Но как он оказался в одной компании вместе с этим червяком Муиром?
Тарквин пожимает плечами.
— Спросишь у него самого. Не сомневаюсь, что нам еще доведется повстречаться с ним перед поездкой.
— А ты уже знаешь, куда направят тебя?
— Нет, и никто не знает. Самое смешное, что, похоже, не знает и сама Разара.
— Как так? А кто же тогда решает? Халима?
— И не она тоже. Они не сумели подобрать лучшей кандидатуры для каждого из орденов, поскольку там слишком много неучтенных факторов. Скорее всего, все должно будет решиться с помощью рунного Оракула.
Пораженная, Соня невольно сбивается с шага. С рунным Оракулом в Логове ей приходилось встречаться до этого лишь дважды, да и то, когда дело, по счастью, не касалось ее самой.
Именно Оракул выносил приговор двоим провинившимся, которые нарушили законы Логова столь серьезно, что им грозила смертная казнь В одном случае Оракул подтвердил приговор, в другом — заменил его отъездом на север, к Лухи. Что сталось с осужденным там, не ведает никто. Но в любом случае, при одной лишь мысли о рунном Оракуле у Сони бежал по спине холодок.
— И когда же они собираются это сделать?
— Вероятно, как только будут готовы гадальные кости. Сегодня в полночь или завтра. Время, по предвестьям, самое подходящее.
В этом у Сони нет сомнений. Для гадателей время подходящее всегда, в особенности, когда они несут дурные вести…
Глава третья
Остаток этого дня и весь следующий Соня занята совсем другими делами, как нельзя более далекими от политики, в чем и черпает немалое для себя удовольствие. Она входит в царство, где безраздельно правит Олдар, старший конюший Логова. Между ней и этим седым гирканцем с лицом, иссеченным тысячью ветров, нет особой душевной привязанности, и все же пусть и неохотно, но каждый из них отдает дань уважения другому, ценя чужие способности и талант.
Олдар угрюм и неразговорчив: похоже, со своими лошадками дело ему иметь куда приятнее, чем с большинством двуногих, и он даже не пытается этого скрывать. Каждый раз, когда кто-то из обитателей Логова приходит к нему выбирать себе скакуна для очередной поездки, он смотрит на него как на личного врага, по тысяче раз предупреждая, как следует ухаживать за конем, на какие его личные склонности и особенности обратить особое внимание… И бесится, как степная лисица, если указания его не выполняются. Так что Соня, которая регулярно теряет лошадей в ходе своих вылазок, отнюдь не числится у него среди любимчиков.
Вот и сейчас он встречает ее хмурым взглядом исподлобья, не переставая стремительно ловкими пальцами перебирать упряжь. Он не полагается на глаза, когда ищет мельчайшие пороки и трещинки в коже, утверждая, что пальцы его видят вглубь, там, где обычным зрением не разглядеть ровным счетом ничего. До сих пор, кстати, чутье никогда его не подводило.
— Явилась? — хмуро бурчит он вместо приветствия.
Соня широко улыбается ему, делай вид, будто не замечает грубости.
— Доброго утра и тебе, Олдар. Всегда радостно, когда тебя встречают так пo-дружески.
— Ты мне зубы-то не заговаривай, — Олдар неумолим. Он явно не может простить Соне загнанную каурую кобылку. — В следующий раз вообще на порог тебя не пущу, девчонка пустоголовая. И когда только научишься с лошадьми обращаться!
Олдар, ну прости, в последний раз, честное слово, — у Сони сегодня не то настроение, чтобы собачиться еще и с гирканцем. Она по-прежнему не может отойти от словесной порки, которую устроил ей в трапезной тот незнакомец.
