Норман Хьюз - Месть волчицы
— Как обычно. Нужна лошадь, кое-что из оружия. Сделаешь?
— О чем разговор.
Они еще какое-то время обсуждают необходимое снаряжение для грядущей поездки, ибо Тарквин зашел к Тойбо за тем же самым, затем, оставив гирканца в своем царстве мечей, подков и кольчуг, рука об руку удаляются в сторону трапезной.
— Я, правда, не голодна, успела перехватить лепешку с медом у Кабо, — улыбается Соня.
— Ну ничего, посидишь, посмотришь, как я ем. Мне-то с утра даже передохнуть свободно не дали Разара со своими стратегами. От голода живот сводит.
— Вот и отлично. Думаю, Кабо сумеет помочь этой беде.
Через полсотни шагов Соня вдруг хватает своего спутника за рукав.
— Постой, ты куда? Трапезная вон в той стороне.
— Разве? — он оглядывается на нее в недоумении.
Соня усмехается невесело.
— Теперь я вижу, что ты и впрямь тысячу лет не был в Логове. Здесь многое изменилось, знаешь ли. Теперь трапезная вон там. — Она указывает на длинное здание, где раньше были казармы стражников. В дверях Тарквин застывает в немом изумлении, затем чуть слышно цедит сквозь зубы:
— Демон с головой свиньи!..
И по этой реплике Соня понимает, где именно носило последнее время неугомонного немедийца, ибо так ругаются лишь жители Турана, по преимуществу на восточном берегу Вилайета, да еще местные разбойники, грабящие на перевалах иранистанских и вендийских купцов. Любопытно, что за зверобоги поднимают свои головы в тех краях, но об этом она не спрашивает Тарквина: в Логове излишнее любопытство не считается приличным.
Вместо этого она бросает взгляд по сторонам, словно заново оценивая обстановку трапезной.
— Да, тут, конечно, все стало попроще. Честно говоря, именно поэтому я и предпочитаю кормиться с руки у Кабо. У него, по крайней мере, тихо, уютно, всегда ухватишь лакомый кусочек.
— Это у повара, что ли? — переспрашивает Тарквин.
— Ну да, — Соня пожимает плечами. На самом деле, она в общую трапезную не заглядывала, должно быть, добрых пару лун, и сейчас с трудом может вспомнить, в каком углу положено брать себе миску с ложкой, а где стоят горячие лепешки. Они усаживаются за длинный стол из плохо оструганных досок, в дальнем конце узкого, точно кишка, зала с серыми каменными стенами и давящими сводчатыми потолками. Редкие крохотные окна-бойницы прячутся в оконных нишах и почти не дают света. Факелы, установленные в скобах на стенах, больше чадят, чем разгоняют тьму, так что тут немудрено и промахнуться ложкой мимо миски.
Один из поварят подходит к ним с котелком жаркого и удивленно смотрит на гостей, заметив, что у Сони нет ложки. Она пренебрежительно машет рукой.
— Что-то я не голодна сегодня.
— Да и у меня, по правде сказать, аппетит пропал, — цедит Тарквин, но все же протягивает миску поваренку. Как любой бывалый солдат он привык не пренебрегать возможностью поесть, поскольку никогда не знает, скоро ли выдастся шанс еще раз набить желудок.
— А что со старой трапезной? — удивленно поднимает брови немедиец, с удовольствием принимаясь за еду. — Хвала Небесам, хотя бы стряпня здесь осталась прежней. Будем благодарны богам за маленькие милости.
— Прежняя трапезная? — усмехается Соня. — Видишь ли, в Логове, вообще, многое изменилось с тех пор, — она задумывается ненадолго, — да, пожалуй, с тех пор, как Халима стала правой рукой Разары. Именно тогда появились все эти книжники, мудрецы и философы, которых прежде в Логове было не сыскать, все эти бесконечные писцы, звездочеты…
— Тьфу, — морщится Тарквин. — Скажу честно, не то чтобы я был против ученой братии, все же и сам не из свинопасов, и грамоте учен, но честно говоря, от этих меня какая-то дрожь нехорошая пробирает. Небо свидетель, Соня, не к лучшему все эти перемены в Логове…
На эти слова воительница не отвечает ничего. Ей и самой кажется, что с каждым годом Логово делается ей все более чужим, что они постепенно отдаляются друг от друга, и она перестает понимать вообще, зачем находится здесь, и ради чего делает то, что она делает. Но говорить об этом Тарквину было бы странно, да и жаловаться она не привыкла, и уж тем более позорным считает посвящать кого бы то ни было в свои душевные терзания.
— Так вот, что касается трапезной, — делан но бодрым, насмешливым тоном продолжает она. — Халима сочла, что там гораздо светлее и просторней, поэтому тот зал лучше подойдет для ее писцов, соответственно, обеденные столы перенесли сюда, в бывшую казарму, а туда переместились…
— Ну да, казармы, — крепким кулаком немедиец ударяет по столам. — А я-то все гадаю, что же раньше здесь было… Но постой, а где теперь помещается стража? Здесь же раньше было полно народу. Я, вообще, удивился сегодня, когда Разара устроила сборище во дворе. Нас было едва полсотни человек. Где все остальные?
— Остальные? — Соня и сама не успела заметить, как и когда это произошло. Численность стражей Логова уменьшалась постепенно, а ведь когда-то здесь было полторы сотни бойцов, не меньше, да еще около сотни послушников.
— Не могу тебе сказать. Спроси у Разары, если хочешь. Знаю, что сейчас, когда я приезжаю сюда, то встречаю едва лишь два десятка старых знакомых. Куда подевались остальные — не ведаю.
Тарквин хмурит брови.
— Думаешь, Логово умирает?
— Едва ли, — Соня качает головой. — Просто они делают что-то такое… о чем не сообщают нам, непосвященным. Здесь остаются книжники, да и то, похоже не из самых главных. Возможно, где-то есть другое Логово. Там готовят бойцов, может быть, ведутся еще какие-то магические работы, не знаю. Здесь же остался храм, Разара, горстка послушников и мы, время от времени возвращающиеся сюда с очередного задания. Если бы это не было так нелепо, я бы сказала, что это Логово они сохранили специально для нас, чтобы нам было куда возвращаться.
— А, возможно, ты не так уж и неправа, — задумчивым тоном произносит Торквин. — В этом что-то есть. Соня. Хотя странно, ты знаешь… — голос его делается мечтательным, каким-то далеким. — Я ведь всегда возвращался сюда, в Логово, как домой, хотя и не скажу, чтобы мне всегда были приятны эти возвращения. Порой приезжаешь вот так, как сегодня, обнаруживаешь, как сильно все изменилось, как сильно все тебе стало не по нраву и думаешь: «Зачем? Ради чего?» У тебя не бывает такого?
Он в упор смотрит на нее орехово-карими глазами, но Соня ловко отводит взгляд, делая вид, что высматривает каких-то знакомых в той толпе, которая как раз сейчас вваливается в трапезную.
Ей не хочется отвечать, хотя слова Тарквина эхом вторят ее собственным мыслям. Но если человеку захотелось пооткровенничать, то, на самом деле, меньше всего его интересует мнение собеседника, а если, паче чаяния, это некое задание, и ему поручили выведать ее сокровенные мысли и настроения, то тем более следует молчать, как бы сильно ни хотелось ей открыть душу.
