Юрий Никитин - Придон
Наконец пришла весть, которую Аснерд сперва перепроверил, потом пришел к Придону.
– Есть зацепка, – сказал он осторожно. – Отряд Меклена обнаружил город, что отказался открыть ворота.
Придон встрепенулся.
– Большой город?
– Большой. И очень укрепленный.
– Слава богам, – выдохнул Придон. – Они могут быть только там.
– Могут и не быть, – предостерег Аснерд. – Это не единственный город, где еще нет наших войск.
– Расскажи о нем!
– Я велю позвать тех ребят, – предложил Аснерд. – Они хотели сразу назад, я велел их покормить и дать отдохнуть.
* * *В тех городах, где артане все еще задерживались перед броском дальше в глубь Куявии, они не препятствовали бесчинствам простолюдинов, хотя сами смотрели с гадливостью. Старые бывалые воины охотно показывали на них молодым и объясняли на живом примере, что у куявов нет ни чести, ни достоинства, ни благородства.
А пьяный сброд, охмелев от свободы больше, чем от вина из хозяйских подвалов, с наслаждением громил дома богатых, молотами и кайлами долбили мраморные стены, уродовали статуи, сбивали головы выступающим из стен изображениям богов и героев, а если где-то слышался ликующий крик, что отыскали прячущегося хозяина, то с криками: «Не убивай, пусть помучается!» – мчались туда.
Артане брезгливо морщились, когда по улицам носились эти дикие толпы и били все, что можно было разбить: окна домов, двери, срывали ставни, валили заборы. Многие были в крови с головы до ног, но это была кровь жертв, а свою кровь эти люди проливать не спешили.
Остатки разгромленных войск Одера, Вишневича и даже Дуная рассеялись по лесам, оврагам, балкам. Люди прятались неделями, а потом, когда их начали мучить голод и жажда, осторожно выходили и пробовали пробираться обратно в глубины Куявии. Оказалось, что артане продвинулись уже далеко вперед, а они все теперь у них за спиной, на захваченных артанами землях.
Но артане стремительно двигались вперед, и уцелевшие воины потихоньку пробирались за ними вслед. Иногда, когда не успевали спрятаться, их догоняли небольшие артанские отряды. В основном ими пренебрегали, это уже не воины, но, если при них оставались длинные мечи, их убивали быстро и безжалостно. Но никогда не гонялись даже за пешими воинами, считая это ниже своего достоинства, а куявы выбрасывали все оружие, снимали и прятали в лесах доспехи, а дальше пробирались под видом погорельцев и странников.
Немногие, кто старался сохранить дорогое оружие и доспехи, днем отсыпались, а пробирались в глубь страны только ночами.
Аснерд, умелый не только в бою, но и в хозяйствовании, роздал вотчины и владения на захваченных землях союзникам, сам лишь безжалостно взыскивал с них на содержание войска. Деньги были небольшие, но в разоренных хозяйствах не осталось людей, половина домов сожжена. Работать некому, но артанам не объяснишь: с виноватыми, как они считали, расправлялись тут же на месте – сажали на кол, вешали, а если торопились, то просто рубили топорами, а право на владение отдавали другому.
Всюду, где Аснерд проезжал и определял сумму налога, полыхали пожары. В день по несколько раз ему приходилось пускать в ход топор, не столько защищая себя, сколько других, когда при нем мародеры или разбойники грабили или поджигали чей-то дом, насиловали женщин. Откуда бы ветер ни подул, отовсюду несет гарью, в воздухе постоянно чувствуется страшный запах горелого человеческого мяса. И хотя человеческое пахнет так же, как и свинина, но никто не оставит кусок свинины в огне, в то время как человечину еще есть не начали… вроде бы.
Он видел шайки разбойников, бродяг, просто беглых, что вроде бы не разбойничали, готовые где-то осесть и мирно работать, если отыщется хорошее место, но по дороге нападали и грабили всех, кто выглядел слабее. А то и убивали тут же просто так, для потехи.
По всей стране плодились разбойники. Отчаявшиеся крестьяне объединялись и сообща давали отпор мародерам, но, когда человек вместо сохи берет в руки меч, у него появляется соблазн и дальше добывать прокорм мечом, так проще и легче, чем пахать землю. Те из беров, что присягнули на верность артанам и чувствовали их защиту, поспешно расширяли владения, притесняли соседей, сгоняли с земель, захватывали их охотничьи и рыбные угодья.
Он скрипел зубами и хватался за голову, ибо чем больше людей встречал на пути, тем омерзительнее эти куявы ему становились. Страна умирает, а они в преддверии близкой смерти спешат забыться в оргиях и разгуле, выдумывают такие забавы, от которых сами содрогнулись бы в мирное время: не лучше то дурачье, что поверило своим берам, будто они покорились артанам лишь для того, чтобы поглотить артан, а затем на их землях создать единое мощное государство, что затем поглотит и Славию.
По слухам, немало земледельцев, отчаявшись выжить в такой стране, семьями, а то и целыми деревнями уходили на земли Вантита, где всегда потребность в людях. Богатейшая и густонаселенная страна быстро беднела даже людьми, а те, что оставались и прятались в лесах, уже становились непригодны для мирной жизни пахарей, вкус крови забывается плохо, а добытое мечом всегда выглядит ценнее, чем добытое потом и тяжким трудом…
Артанское войско передвигалось длинными переходами, но Придон взял с собой сотню героев на легких быстрых конях, они понеслись между небом и землей, как тень от быстро бегущей по небу тучи.
В отличие от ровной артанской степи здесь очень быстро равнина начала колыхаться, как исполинские волны. Дорога шла то вверх, то вниз, но все происходило плавно, спокойно, величаво. Кони поднимались без усилий, как и спускались, на горизонте маячили горы, настоящие горные хребты.
Придон стискивал челюсти, хмурился. Рядом мчался Огнивец, поглядывал по сторонам, прокричал:
– Зачем Творец создал горы?
Придон зло оскалил зубы. Горы – это подлая мелкая война с выстрелами в спину, с бросками дротиков из-за камней, это погони над бездонной пропастью и – хуже всего – это жуткие драконы, что живут на вершинах гор!
Даже реки здесь злые, быстрые, хоть и катят воды пока что по равнинам. И холоднее, ибо вобрали в себя холод горных недр. Кони преодолевают такую воду с осторожностью, их пугает крупная рыба, что без страха крутится под ногами и щипает за ноги, пугает чистое каменистое дно, когда река должна быть тихой, медленной, вода теплой, а копыта должны погружаться в восхитительную смесь ила и мелкого песка.
Даже на равнине среди садов или вблизи дороги иногда торчали сложенные древними великанами камни: один на другом, а на самом верху, как шляпка гриба, самый огромный, обычно плоский. Под такими каменными столбами широкая тень, но ни один артанин не рискнул бы отдыхать в такой тени.
