Гай Орловский - Любовные чары
В теле такая слабость, словно вместо Сизифа втаскивал весь день на гору камень. Только потому и не визжу от радости, сил нет, чувствую себя как медуза, выброшенная волной на берег.
Колени подломились, я опустился на землю, ноги налиты свинцом, даже голова тяжелая, будто сам череп из чугуна толщиной в два пальца.
Послышались шаги, кусты раздвинулись, появился Фицрой с флягой вина в одной руке и куском ветчины в другой.
— Долго нам ждать хвороста, — заметил он насмешливо, всмотрелся в мое лицо и сказал уже встревоженно: — Ты чего?.. Еле живой!.. Что тебя подкосило? Ладно, я сам хвороста наберу…
Я с трудом удержал на нем взгляд, свинцовые веки наползают на глазные яблоки, перекрывая все на свете.
Фицрой, веселый и наглый, все еще стоит надо мной и с аппетитом жует ветчину, таким огромным ломтем гнома убить можно, а эльфов — так сразу двух.
Запах ударил мне в ноздри, я ощутил зверский голод.
— Сейчас сдохну, — прошептал я. — А хлеба у тебя нет?
Он изумился.
— Ты же утром жрал в три горла!.. Ну ты даешь…
Я смолчал, а он вернулся, как полагаю, к костру, молодец, я торопливо огляделся и только теперь понял, что портал был, все получилось, но только переместился я аж на целый шаг, вон слева то дерево, под которым я сел, даже трава только-только распрямляется…
Фицрой принес половину холодного бараньего бока с краюхой хлеба и с изумлением наблюдал, как я пожираю все это, как голодный волк, что неделю бегал за добычей.
— Ты приболел, — сказал он с беспокойством. — А нам с больным возиться не с руки. Давай я тебя прирежу по-тихому?.. И тебе хорошо, и нам приятно.
— Вам приятно, — пробормотал я, — это ясно. А почему мне хорошо?
— Я тебе покажу, — пообещал он, — классный удар ножом в глазницу!.. Мгновенная смерть, не успеваешь ничего почувствовать! Тебе понравится, обещаю.
— Если не успею почувствовать, — буркнул я с набитым ртом, — то как понравится?.. Ладно, в другой раз будет вам всем приятно. И даже весело. Обхохочетесь!
— Обещаешь? — спросил он. — Ну тогда ладно. Вина принести?
— А в твоей баклаге?
— Последние капли, — сообщил он. — А тебе, как вижу, капли должны быть размером с озеро. Не самое крупное, а так, среднее.
— Ты принесешь, — ответил я. — Лучше сам приду. Вот доем и приду. И за добавкой.
Он расхохотался, небрежно сгреб в охапку сухие ветки и удалился, бодрый настолько, что почти подпрыгивает. Я в самом деле обглодал все мясо с ребер, уж и не знаю, что может быть вкуснее бараньих ребрышек, доел хлеб и ощутил, что да, силы возвращаются с такой скоростью, словно хлеб и мясо, пренебрегая долгим и нужным процессом переваривания, сразу превращаются в энергию.
Ну вот как фотоэлементы сразу улавливают энергию Солнца и превращают ее в электричество, оставив в прошлом примитивный и долгий процесс добывания угля, нефти и газа, чтобы сжечь и превратить в электроэнергию.
Когда я вернулся к месту отдыха, огонь уже полыхает вовсю, ободранная тушка оленя аккуратно насажена на длинный прут толщиной с древко пики, а Эллиан азартно выбрасывает из огня сырые сучки, оставляя только красные угли.
— Долго вы ходили за ветвями, глерд, — сказал он с ехидцей. — Наверное, в обморок упали?
— Я мыслил, — сообщил я ему, — жаль, вам этот процесс абсолютно незнаком. Я Улучшатель, а мы могучи рассуждениями, логикой и доводами. Хотя в морду тоже могу дать.
Он поморщился.
— И что же намыслили?
Я обратился мимо него к отдыхающему под деревом Финнегану:
— Высокочтимый глерд, я вспоминал все, что слышал об Уламрии, и пришел к выводу, что королевство не такое уж монолитное, как выглядит. И каким его стараются представить в глазах соседей заинтересованные лица.
Финнеган посмотрел на меня исподлобья.
— Допустим, это так. И что?
— Можно попытаться, — сказал я, — дестабилизировать обстановку. На самом деле это не так трудно, как кажется.
— Ну-ну?
— Тогда Антриасу, — договорил я, — будет не до завоеваний. Но, к сожалению, на это нужно время, которого у нас нет. Как добыть?
Все слушали молча, Финнеган подумал, кивнул.
— Новичок прав, — сказал он покровительственно, но обращаясь больше к Баффи и Эллиану. — Когда королевство раздирали мятежи Большого Крагена и Кровавой Охоты, королю Антриасу было не до мыслей о завоеваниях…
Эллиан скривился, метнул в мою сторону взгляд, полный неприязни.
— К сожалению, — сказал он сухо, — власть короля после подавления мятежей только укрепилась.
— Ситуацию, — сказал я, — можно сделать перманентной.
Он спросил озадаченно:
— Что это?
— Замороженный конфликт, — пояснил я, — так называемый в народе дипломатов. Но его можно сделать и полумороженным.
Финнеган слушал внимательно, а Эллиан буркнул:
— Это… как?
— Так, — ответил я, — что король не решится вывести армию за пределы страны. Во избежание. Если создать ему проблемы внутри.
Они переглянулись, на лице Эллиана проступило выражение недоумения, но задавать мне уточняющие вопросы посчитал ниже своего достоинства, а Баффи, не желая ставить приятеля в неловкое положение, лишь пробормотал:
— Догадываюсь, что у вас либо есть опыт в подобных делах, либо хорошо их знаете.
— Знаю, как делается, — ответил я.
— Ну вот…
— Но сам я, — пояснил я, — далек от этих дел. Улучшатель — это есть я! А то уже и забывать начал… Я ж такая цаца, каждый день что-то улучшать могу! А то и дважды в день.
Фицрой добавил бодро:
— А портить умеет вообще с утра до вечера!
Они кисло поулыбались, Эллиан поднялся и ушел к дубу, где отдыхает Финнеган, тот подвинулся, давая ему краешек шкуры. Эллиан плащом укрыл главе посольства ноги, оставив кончик для себя, и закрыл глаза, притворяясь, что спит или глубоко мыслит.
— Пусть отдыхают, — сказал мне Фицрой громким шепотом. — Мы все съедим сами… Или не съедим?
— Лопнем, — сказал я твердо, — но съедим.
— Это по-нашему, — согласился он. — Давай, снимай, уже бока подрумянились…
— А почему не порезали на куски? — спросил я. — Быстрее бы пошло. И прожарилось бы лучше.
Он посмотрел на меня в недоумении.
— А красота? Жарить над углями тушку зверя или просто куски мяса?.. А-а-а, это у тебя такие шуточки!
— Конечно, — подтвердил я. — А ты сразу и не врубился, здорово. Эстетика прежде всего! А вкусовые качества… это для беззубых.
Он сказал, оправдываясь:
— Да ты такой серьезный! Я уже подумал, случилось чего. И похудел даже…
— Ты наблюдательный, — пробормотал я, — но сейчас поправлюсь на год вперед.
