Юрий Никитин - Башня-2
На него посматривали искоса, оценивающе. У каждого сотни помощников с разной степенью доверия, однако Тайный открывается другим только в случае крайней необходимости. А Яфет доверяет своему помощнику настолько, что открывает ему даже остальных…
Ганзард сказал возбужденно:
— Если этот экран не врет… сюда приближается человек. Голова как факел, осанка, разворот плеч… глаза зеленые…
Яфет потер руки:
— Отлично!.. Значит, все в сборе.
А Кропоткин дернулся, из него вырвалось:
— Что?.. Это тот десантник, который… правая рука Олега Вещего?.. Он… кто?
Тайные переглядывались, улыбались. Яфет объяснил снисходительно:
— Это сам Олег. В его духе. Я бы назвал это театральными фокусами, если бы это не шло как раз от его неприятия любой пышности… Он никогда не появляется как Тайный, а всегда лишь как помощник, телохранитель, курьер…
Кропоткина даже отбросило к стене, как волной взрыва. Рука его метнулась к поясу с пистолетом. На лице сменялась целая гамма чувств, наконец, скрипнул зубами:
— Но как он… миновал внешнюю охрану?
Яфет сказал с кривой усмешкой:
— Это тоже в духе Олега. Он не любит, когда встречают с оркестром.
Дверь распахнулась. В проеме появился этот враг, зеленые глаза цепко ухватили всю картину в Куполе. Пятнистый костюм десантника сидел как на нем подогнанный, на поясе висела пустая кобура. Кропоткин всмотрелся, но рукоять из кобуры не торчит, точно.
Олег перешагнул порог, глаза сразу же начали искать кого-то взглядом.
Кропоткин крикнул торопливо:
— Закрыть дверь!.. Немедленно закрыть дверь!
Олег с недоумением оглянулся. По ту сторону двери начала медленно опускаться толстая стальная плита. На долгий страшный миг Кропоткину показалось, что вот сейчас этот опасный враг метнется обратно, в прыжке распластается по полу и успеет проскользнуть под массивной плитой, которую не пробить никаким снарядом…
Но супердесантник, он же самый таинственный из Семи Тайных, все еще стоял, явно растерянный, как, впрочем, и все остальные.
Кропоткин сделал пару коротких вдохов-выдохов, очищая мозг от страхов. Он победил, а этот кошмар, за которым он охотился последнюю неделю, сам явился ему в руки.
— Дорогие учителя! — выкрикнул он привычным сильным командирским голосом. — Я… я поздравляю вас! Спешу объявить, что с этой торжественной минуты свершилось то, о чем мы все мечтали так страстно!.. Все кончилось… История Руси… или России, кончилась. Отныне ее история будет частью мировой истории. И она, Россия, вместе с другими народами будет определять, лепить облик нового народа… Дорогой Учитель, дорогие Аттила, Ганзард!.. Я вижу на ваших светлых челах недоумение?
Коренастый толстяк со смуглым мясистым лицом покачал головой:
— Да, есть некоторое.
— Сегодня, — сказал Кропоткин страстно, — Россия с победой дошла к финишу! А сколько стран и народов не дошли? Половцы, печенеги, гунны, готы, ассирийцы, персы, ацтеки — их не счесть, как не счесть павших царств и стран. Мы — дошли. Как дошли немцы, финны, курды, юсовцы, норвежцы… Но теперь будет только единое человечество! С едиными ресурсами…
Чей-то насмешливый голос сказал четко:
— Главное — с единым правительством. Не так ли?
Кропоткин все время поглядывал на Олега, но голос раздался с другой стороны. Кропоткин быстро обернулся. Его взгляд скрестился с прямым, как лазерный луч, взглядом Ганзарда.
— Да, — ответил Кропоткин с вызовом. — Но если думаете, что это я собираюсь стать диктатором, то ошибаетесь! Править миром будете по-прежнему вы. Я только дал последний толчок… чуть ускорил прогресс! Я по-прежнему буду обеспечивать вашу безопасность, я буду следить за разоружением, я буду делать всю грязную работу, которой вы побрезгаете… как и делал всегда.
Яфет поднялся, огромный и костлявый, простер руку к двери:
— Мне не нравятся твои слова, но еще больше не нравится вот это! Что это значит? По ту сторону седьмой член Совета — Россоха!
Кропоткин выпрямился, лицо напряглось:
— Сейчас все силы, что в нашем распоряжении, получили приказ действовать. Но среди нас есть один человек, который грозился наложить вето на решение Совета! Сейчас он это сделать не в состоянии…
Яфет смотрел пристально, но промолчал. Аттила заворочался в кресле, проговорил с усмешкой:
— Почему?.. Он здесь. Давайте спросим у него самого! Взгляды обратились в сторону Олега. Тот застыл в странной напряженной позе, словно начал делать шаг и забыл о нем. Лицо его было застывшее, он словно прислушивался к чему-то. Глаза невидяще смотрели в одну точку.
Ганзард проговорил:
— Олег, мне не совсем нравится, что происходит. Я начинаю думать, что твое вето… на некоторое время, конечно, было бы более приемлемо.
Кропоткин прервал резко:
— Бесполезно! Что бы он ни сказал, это ничего не изменит. Из сорока портов вышли военные корабли. Двести подлодок с атомными зарядами вышли на точку удара. Десантные самолеты поднимаются в воздух. Через час-два высадятся в ключевых точках сопротивления. Правительства особо упорных стран нашими действиями скомпрометированы перед собственным народом, им помощь не окажет даже армия. А наши десантные группы не только захватят кабинеты в плен, но и сразу же обратятся к народам с обращением, заранее составленным нашим мудрым Яфетом, главой Совета Тайных… а отныне Главой правительства планеты…
Яфет побледнел, Аттила демонстративно отодвинулся от него вместе с креслом. Ганзард, Олег, Целенгук и Акша хранили молчание.
— Да как ты посмел, — выдохнул Яфет. — Переворот… от моего имени?
— Учитель, — ответил Кропоткин гордо. — Я сделал все, что хотел сделать ты. К чему ты стремился, чего жаждал. Я только довел до конца. Башня-2 строится!
На огромных экранах видно было, как с аэродромов поднимаются тяжелые транспортные самолеты, в море корабли разворачиваются и ложатся на другой курс, а элитные части коммандос в широких лифтах поднимаются из подземелий.
Яфет прокричал яростно:
— Ты с ума сошел! Немедленно отмени приказ!.. Это недопустимо!
— Учитель, — ответил Кропоткин резко. — Ставка слишком высока: быть человечеству единым или не быть. Прости, но приказ будет выполнен. И ты станешь Главой правительства всей Земли.
— Да ни за что!
Кропоткин вздохнул, в серых глазах зажглась ярость, погасла, а лицо сразу постарело. Холодным металлическим голосом, в котором чувствовалась боль, он проговорил:
— Я этого боялся. Но все же надеялся, что ты возьмешь всю власть и поведешь объединенное человечество… Обо мне никто бы не узнал. Даже то, что я был, существовал… Что ж, как ни горько, но я возьму всю ответственность на себя! Моя диктатура продлится чуть дольше… пока ты не поймешь, что я поступил единственно верно! Ты снова примешь власть в свои руки, ибо ты мудр, ты поведешь народы к счастью, а я… я просто исчезну. Уйду, как Сулла, на покой. Доживать на загородной вилле.
