Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - Хельга Воджик
– Уже ближе, – усмехнулся па и, слегка понизив голос, добавил: – Так скажем, вот если бы мистер Кобальд нагадил Шкуре в миску, вот тогда б мы назвали мистера Кобальда извращенцем.
Эрика в секунду округлила глаза, а потом так и прыснула. Отец рассмеялся вместе с ней.
– Но иногда люди используют слова не по назначению и не по адресу, а как средство выразить свои эмоции. Помнишь, мы говорили о словах-камнях и словах-палках.
Эрика кивнула:
– Они не оставляют синяков на теле, но ранят душу.
– Всё так, но против них есть…
– Стена защиты, – Эрика сложила руки над головой домиком.
– Именно, которая отталкивает камни, ломает палки или отправляет их обратно. Ты же помнишь, что не всякая обезьяна, взявшая в руки дубину, становится человеком, – отец вздохнул. – Но дубина в руках обезьяны весьма опасна, потому как у зверей нет совести и морали, а значит переступать им нечего.
Эрика кивнула, но не очень уверено: признаться, она не совсем разобрала смысл за цепочкой знакомых слов. Па говорил, что такое бывает, просто они пока говорят на чуть разных языках, и после старался перевести сказанное на язык, более понятный дочери.
Он постучал по подлокотнику своего кресла, и девочка села рядом.
– Когда мы в безопасности и уверены в себе, нам не нужны палки и камни, – отец приобнял Эрику. – Мишель была удивлена и напугана, и страх заставил её схватиться за дубину.
– Но почему? – Эрика вздохнула. – Я ведь ничего не сделала, лишь показала ей книгу.
– Об этом лучше спроси её саму. По мне, так книга тут ни при чём. Вполне безобидные сказки, хотя, может, немного наивные и самую каплю простоваты для тебя. Но вполне добротно изданные, и даже с иллюстрациями в духе Крейна[31], хотя не знаю, насколько такой стиль приятен современному юному читателю…
Отец постучал пальцами по корешку книги и вернул её Эрике:
– А теперь ступай, мне нужно закончить с одной бедняжкой, потерявшей застёжки и уголки.
Эрика вышла из кабинета отца в лёгком недоумении. Она совершенно растерялась от слов Мишель, разговор с отцом её успокоил, но… она отчётливо помнила картинки Крейна и не находила их ни капли похожими на почти живые иллюстрации из её книги. Но, может, она была недостаточно взрослой и не обладала таким опытом, как отец, чтоб уловить сходство. Но назвать пиратские приключения наивной детской сказкой! Раньше па никогда не позволял себе подобных жанровых унижений!
Глава 4
в которой Эрика продолжает постигать книгу
Ту самую, что способна вселять любовь и ненависть, создавать миры и менять реальность… Хотя об этом ещё никто не подозревает
Внизу гулко хлопнула дверь. Иногда, особенно ночью, стены дома и жившие в них шорохи приносили все звуки книжного логова прямо к изголовью кровати Эрики. Девочка их не винила: шорохи не могли иначе. Для них любой звук – добыча, и они, в отличие от мягких ворсистых ковров, не хоронят их в себе, а радостно бегут по перекрытиям, пока не утратят интерес к звуку, не растянут его до предела и не оборвут. Обычно это случалось в правом углу её комнаты: именно тут чаще всего шорохи запинались и обрушивались Эрике на голову.
Девочка вслушивалась в скрип лестницы. Первая ступенька, вторая, третья, вот жалобно всплакнул Скрип-топ, восьмая… последняя тринадцатая. Шаги стали громче, замерли по ту сторону двери, и слегка дрогнула ручка. Эрика затаила дыхание, но дверь не открылась, а шаги стали удаляться, пока их лёгкий шелест не поглотил щелчок замка. Дальняя комната. Ещё один поворот ключа. Тишина. Оттуда даже шорохам не удавалось урвать звуки.
И без того серый день стал ещё колючее и бесцветнее. За окном, вдали, пробила полночь. Часы на ратуше провозгласили начало новых суток. Эрика очень надеялась, что с рассветом она почувствует свою двузначность и значимость. А пока. Пока хорошо было бы поймать за хвост какой-нибудь волшебный сон, завернуться в него как в одеяло и пропасть до утра.
Но глаза упрямо не хотели закрываться. Взгляд блуждал по углам и полкам. Она знала свою комнату, полную разных мелочей, книг и игрушек, так хорошо, что даже сумрак не мешал. Разве что самую малость. Ночь поедала цвета, а память не всегда успевала вернуть их. Эрика остановила взгляд на клетке. Пирата не было видно, даже хвост не торчал. Не ведая бессонницы, крыс дремал в своём домике – затопленном корабле, вообще-то предназначенном для аквариума, но так славно дополнившем его нору.
Внутри заворочался Злобень. Этот мерзкий монстр источал яд обиды и ярости. Неужели ма не может хотя бы на минутку стать прежней? Хотя бы на кусочек торта? Раз в году? И отчего па всегда её покрывает? Да, он старается изо всех сил, так почему бы и ей не постараться? Неужели это так сложно? Неужели она так много просит?
Иногда Эрике казалось, что она ненавидит родителей. И тогда Злобень радостно скалился. Вот и сейчас он расплылся в отвратительной зубастой улыбке.
Эрика сжала кулаки, впилась ногтями в ладошки, зажмурилась изо всех сил, лишь бы не дать пролиться слезам. А по клыкам Злобеня скатились ядовитые капли слюны. «Неужели они не могут быть нормальными? – шипел монстр. – «Так сложно не испортить всего лишь один день в году?».
В груди стало горячо-горячо, словно углей закинули. Пальцы онемели, ладошки ныли от врезавшихся ногтей.
– Они любят меня, – прошептала Эрика и, потянувшись, ухватила за хвост плюшевого тамарина[32].
Она стянула с полки игрушку и прижала к груди. Злобень недовольно отпрянул, притих, растёкся токсичной лужей, из которой тут же вынырнул Обидка. Самый унылый из монстров. Эрике не очень хотелось с ним общаться. Свернувшись рогаликом и зарывшись носом в пушистый бок обезьянки, девочка зажмурилась и постаралась вытолкнуть свой дух из тела. Это была её тайная игра: невидимкой парить по дому.
Шкуры на кухне не было, должно быть, выскользнул на улицу, чтобы позже вернуться с прилипшим к лапам Мокрицей. Па шуршал в своём кабинете, разговаривая с книгой, залечивая её раны, нанесённые временем и дурным обращением. Молчаливые истории смотрели со всех сторон, а сам дом тихо вздыхал от салочек ветреных червей, ветрогрызов, что резвились, летая в трубах и меж стен. Эрика могла проникнуть в любой уголок, увидеть каждый предмет и каждого
