Ненасыть - Сон Ирина
Он все равно не хочет уходить. Это место слишком прекрасно.
Глава 5
Нет ничего, кроме рыжих клубов и золотистых искр. Они танцуют перед глазами, проникают в легкие, оседают на кончике языка сладковатым медовым привкусом. Не видно даже дороги. Серый бредет сквозь хмарь почти вслепую, вытянув руки. Идти в одиночку так тяжело, словно он тащит за собой грехи всего мира. По лицу текут слезы, дышать все труднее – хмари слишком много. Серый всхлипывает – ему не на кого опереться, никого рядом нет, никто не поможет.
Если никого рядом нет, то куда и зачем ему идти?
Стоит только замереть на середине пути, обессилев от страха, не видя цели, – и его руки тут же рассыпаются золотистой пылью. Всё сразу же встает на место. Всё становится правильным. Ведь исчезло вовсе не человечество, а…
Серый садится рывком, удивляясь тому, что еще может дышать.
В комнате стоят предрассветные сумерки. В окно видно кладбище. Небо над ним уже сизое, догорают звезды, алеет горизонт на востоке. Скоро выкатится солнце. Серый оглядывает комнату, натыкаясь взглядом на безмятежно сопящего Тимура, и с облегченным вздохом падает на подушку. Раскинуть руки мешает одеяло – оно завернуло в себя, словно кокон. Серый осознает, почему во сне не мог дышать и идти, и с нервным смешком выпутывается из хлопкового плена. Одеяло летит на пол, руки и ноги обретают свободу – и на душе сразу же становится легче.
За окном занимаются предрассветные сумерки. Это время самых сладких снов, но Серому больше не хочется их видеть. Он встает, подтягивает пижамные штаны, набрасывает футболку и после посещения уборной идет вниз.
В доме тихо, сонно. Даже полы не скрипят. Серый бросает взгляд вниз и потирает лоб, осознавая, что под ногами лежит ламинат и скрипеть нечему. Он толкает дверь на кухню и с головой окунается в восхитительный аромат медовой выпечки и кофе.
– С добрым утром! – улыбается Верочка и ловко шлепает один румяный корж на другой, покрытый белым кремом. – А я тут вот… тортиками балуюсь. Ты чего вскочил?
На ней простое домашнее платье и симпатичный кружевной фартук. Длинная коса перехвачена на затылке заколкой.
– С добрым утром, – Серый опускается на ближайший стул и зевает, прикрывая рот ладонью. – В одеяле запутался, вот и приснился дурацкий кошмар. А ты чего вскочила так рано?
– Дети выпнули, – Верочка гладит живот. – Ничего, днем посплю. Зато я уже и курочек накормила, и Глашу подоила, и завтрак с обедом на всех приготовила! Хочешь капучино или латте? Я нашла кофемолку и зерна. Или тебе просто черный?
Она кивает на плиту, где уже исходит паром пузатая турка.
– Ты умеешь доить корову? – удивляется Серый и, услышав про кофе, кивает. – Давай капучино.
– Я выросла в деревне. У нас многие держали скотину, а бабушка гоняла только так! Так что если нам дадут овцу, я смогу сделать пряжу и связать свитерок! Вообще, мы с Михасем всегда хотели жить за городом – пчелами заниматься. Ну, до хмари. Михась вчера посмотрел все соседские ульи. Для пчеловодства всё нашел, а вот роя нет. Жалко. Я думаю, может, пчелы перебрались в рощу? Там много цветов. Наверное, нашлось и подходящее дупло, – отвечает Верочка, взбивая молоко и тонкой струйкой наливая его в кружку к кофе. – Вот, пожалуйста!
Серый пробует и жмурится от удовольствия. Прохладное летнее утро и кофе – он уже забыл, как это здорово.
– А ты? – спохватывается он.
Верочка качает головой.
– Мне вредно.
Она садится напротив, подпирает голову рукой и смотрит с улыбкой, как мама. От светлых глаз разбегаются тонкие лучики морщинок, ароматы окутывают ее вкусным облаком. Верочка уже чувствует себя хозяйкой на этой кухне. Она цветет тихим счастьем и уютом. Серый пьет кофе и остро завидует Михасю.
– Что смотришь? – спрашивает Верочка. – Сахара мало?
– Ты красивая. Повезло Михасю, что ты уже беременная. Я бы тебя отбил, – невпопад говорит Серый и смущенно краснеет.
Верочка польщенно смеется.
– Я для тебя старая – мне уже двадцать восемь.
Серый не спорит, хотя полагает, что одиннадцать лет – не такая уж и большая разница. Да и выбора-то нет. Не за Олесей же ухлестывать? Серому она не нравится, несмотря на красоту. Красоты в ней много, характера тоже, а вот уюта и покоя нет. Олеся принцесса, и ей нужен принц. Серый же ни разу не принц, а другого Олеся ровней считать не будет. Он знает, в прошлой группе насмотрелся на такую. Чего уж скрывать, еще и сам волочился, за что был жестоко бит. Нет, такие девочки, как Олеся, совсем ему не подходят. Да и Тимур к ней цепляется как-то подозрительно часто… А у Верочки есть Михась. Больше девчонок в группе нет. Мама не считается.
Серый тяжело вздыхает, понимая, что его ждет судьба вечного одиночки, и запивает горе остатками капучино. Взгляд падает на гору посуды в раковине.
– Я помою! – говорит Верочка, когда Серый молча встает и берет щетку.
– Сиди. Ты все утро скакала, – отвечает Серый и пускает воду.
Они вдвоем убирают кухню и перебираются в гостиную, где стоит телевизор. Конечно, каналы ничего не показывают, но зато в приставку воткнута флешка с целой кучей фильмов. Есть даже сериал, три сезона. Когда просыпаются остальные, Серый с Верочкой досматривают пятую серию «Сверхъестественного» про братьев, которые охотятся на нечисть.
– А если и наши близнецы того… какие-то нелюди? – задумчиво выдает Серый.
– Тогда они куда человечнее людей, – хмыкает Тимур, вытирая голову полотенцем. – Доброе утро! Чем так вкусно пахнет?
Потом на запахи подтягивается Михась и благодарно клюет жену в губы. Последними выползают мама и Олеся. После завтрака Прапор на правах главного проводит пятиминутку и озвучивает список дел: женщинам – разобрать запасы еды и посмотреть, чего не хватает для зимовки, Серому и Тимуру – вывести Глашу на луг к пруду и накосить травы про запас, он сам с Михасем хочет перекопать огород, чтобы успеть посеять хоть что-нибудь.
Серый с Тимуром растерянно переглядываются. Они дети городов и понятия не имеют, как обращаться с настоящей коровой и тем более косить траву. На помощь приходит Верочка. Она показывает, рассказывает, дает погладить Глашу и наточить косы. Через три часа парни валятся с ног. Глаша не доставляет никаких сложностей: она спокойно жует траву, даже не пытаясь выдернуть колышек, к которому ее привязали. Но вот покос…
– Так, всё! Бобик сдох, – Тимур поправляет соломенную шляпу и падает в ближайшую тень. – Перерыв!
– Согласен, – выдыхает Серый, падает рядом и морщится от боли в натруженных ладонях. Они работают в перчатках, но те помогают лишь частично. – Никогда не думал, что это так трудно.
Тимур только вздыхает, грустно разглядывая свои руки. Ему хуже – вчера он наигрался до мозолей.
Некоторое время они лежат и молча рассматривают Глашу. Та переступает копытами и изредка машет хвостом. Место выпаса у пруда, на противоположном берегу виднеется хозяйский сад с цветами, чуть в сторону, теряясь в роще, расстилается кладбище. Пруд обнимают густые кустарники. Если смотреть с того места, где они шли от хозяев к деревне, кладбище не заметно, но стоит только сделать пару шагов вдоль берега и выйти на вытоптанную дорогу, как все становится видно, как на ладони. Отгородиться от покойников не помогают даже деревья рощи. Наоборот, из-за зарослей граница размывается, отчего кладбище кажется больше и страшнее. Да еще оно так расположено – как ни поверни от деревни к пруду, все равно упрешься взглядом.
Пасти корову рядом с могилами, мягко говоря, неприятно. Но ничего лучше луга между деревней и кладбищем найти не получилось. Только хозяйский сад. Но пустить корову в роскошный цветник, на чужую землю? Хамство и свинство.
– Как думаешь, почему кладбище такое ухоженное? – говорит Серый, рассматривая самую крайнюю к забору могилу. Памятник на ней необычно огромный, метра два – два с половиной, не меньше. И фото молодого мужчины в форме видно во всех подробностях издалека. – Даже дома не такие, а тут… Вон, краска на той ограде точно свежая! Как-то странновато…
